Позже, через несколько десятков шагов он едва слышно сказал мне в спину, что у него не было выбора.

Я даже не была уверена, что мне не послышалось.

Чем дальше мы пробирались, тем агрессивнее становился лес. Деревья теперь не просто размахивали ветвями, а пытались хлестнуть по лицу и выбить глаза, корни постоянно подворачивались под ноги, приходилось внимательно смотреть, куда наступаешь, чтобы не полететь кувырком. Особенно доставалось охотнику: здешний лес его не любил. Нам с волком приходилось по очереди тащить его, взвалив на себя. Вернее, тащил его волк, умудряясь успешно уворачиваться от веток с ношей, я же могла только подставить охотнику плечо, а ковылять ему приходилось самостоятельно.

В постоянном скрипе ветвей и гулком шуме сухих крон мы не сразу расслышали посторонний звук. Охотник насторожился первым, попросил остановиться. Прижавшись ухом к земле, я расслышала всхлипывающий вой, доносящийся словно из подземной пещеры.

– Ты уверен, что нам нужно искать источник? – Я встала, отряхиваясь, и едва не пропустила удар веткой по голове. Кряжистый дуб у самой тропы зловеще скрипел и качался, словно пытался упасть и раздавить нас.

– Уверен, – кивнул охотник и принялся разгребать листья. – Если не веришь, спроси у своего друга.

– Он прав, – согласно вздохнул шаман и принялся помогать разрывать землю. – Это рыдает заблудший дух, он просит покоя.

Я опустилась рядом с ними. Мерзлая земля плохо поддавалась, я обломала все ногти, прежде чем смогла разрыть хотя бы небольшую ямку. Хорошо хоть, под тонким слоем промерзшей земли оказалась рыхлая почва, мягкая и комковатая.

– Как будто кто-то уже копал здесь, – удивленно проворчала я, сдувая со лба прилипшую прядь.

– Да, – тихо сказал охотник и запустил ладонь в землю. Плач оборвался. – Вытьянка. Кто-то постарался скрыть кости убитого, но крик неупокоенной души не спрятать.

Он вытащил тонкую сероватую кость, кажется, лучевую. Через пару минут мы смогли очистить от земли и остальной скелет, тонкокостный и хрупкий.

– Девушка, – определил волк, все еще к чему-то прислушиваясь. Аккуратно взял из рук охотника лучевую кость, смахнул с нее крошки земли, чутко прошелся пальцами и поднес к лицу уже костяную флейту, совсем простенькую, но необъяснимо жуткую.

Первый звук, пробный и неловкий, был похож на скрип, второй на вскрик, а затем из флейты полилась тихая прерывистая мелодия, похожая на всхлипы плакальщицы. Ничего музыкального в этом не было, от звуков начала раскалываться голова и темнеть в глазах, словно кто-то упорно лез в мои мысли, с каждым звуком становясь сильнее и сильнее.

Я зажмурилась и сдавила виски, понимая, что еще немного, и от боли кричать буду уже я. Напряжение стало совсем невыносимым, гул крови в висках заглушил все звуки, а потом все стихло.

Я помотала головой, длинная коса стегнула по спине. Сестра уже ушла вперед, и я бросилась догонять ее, путаясь в подоле сарафана и чуть ли не выныривая из лаптей. Она оглянулась, поджидая меня, и ласково улыбнулась, когда я ее догнала.

– Устала? – Сестрица ласково отвела с моего лица выбившиеся пряди, ободряюще сжала плечо. – Потерпи, еще чуть-чуть, и мы придем.

– Мне страшно, – почти шепотом призналась я, вцепляясь в рукав ее рубахи. – Это правда нужно для свадьбы?

– Конечно, милая, – рассмеялась она. – Раз уж сам княжич заслал сватов к тебе, младшей, в обход традиций и законов, то и приданое твое должно быть воистину сказочным, чтоб деды-баюны пели, не уставая, восхваляя невесту своего князя! А что может быть сказочней пера жар-птицы?

– Ох. – Я бросилась к сестре и обняла ее в порыве благодарности. – Что со мной было бы, если не ты!

– Дольше просидела бы в девках, – хмыкнула старшая, осторожно отстраняясь.

– Ты правда-правда не в обиде, что я первой выйду замуж? Ведь по законам тебе бы вперед меня под венец идти, чтоб в одиночестве не остаться!

– Ох, глупая, – добродушно рассмеялась сестра, но на миг мне показалось, что лицо ее потемнело, словно густая тень над ней промелькнула. – Кто ж княжью свояченицу без пары оставит? Да ко мне его лучшие дружинники да советники сватов засылать будут! А уж если перо достану… достанем, то не меня выбирать, а я выбирать буду!

Я рассмеялась ей в унисон и с новыми силами бросилась вперед, окрыленная надеждами и своей любовью. Юный княжич был высок и строен, говорят, в наш двор он поначалу к сестре моей захаживал, на ее черные волосы любовался. Ах, сестра моя и впрямь была прекрасна: статная, с косой толстой и глазами ясными, неудивительно, что даже нелюдимый наследник старого князя в наш двор зачастил! Но стоило ему со мной взглядами столкнуться, как сразу он сватов заслал. Да не к сестрице, как все ожидали, а ко мне.

Отец согласился сразу, не раздумывая, даже закон древний позабыл: когда ж еще случай выпадет с князем породниться?! Только сестра лицом темнела с каждым днем, пока ко мне не пришла своей тревогой поделиться: роду мы простого, не благородного да не богатого, а что, если княжич потом этим попрекать меня станет? Надо бы приданое себе найти сказочное, чтоб осознал княжий сын, что не простую девку замуж берет, а жар-птицей отмеченную и одаренную!

Черную тропу мы нашли быстро: побежали затемно, пока не спохватились в отчем доме, сестра только и успела, что кинжал отца прихватить, любимый его, удачу приносящий. С тех пор и шли по тропе, боялись, от каждого шороха вздрагивали. Уже сутки без малого маковой росинки во рту не было, пить нестерпимо хотелось, а в животе словно зверь огромный от голода рычал.

Сестра меня утешала, что немного осталось до благословенного сада, а там и яблоки сладкие, и ключи студеные: ведь и жар-птице есть-пить надобно.

– Не беги так быстро, – предупредила меня сестрица, – из сил рано выбьешься.

– Любовь мне силы придаст!

Казалось, тропа сама бежала навстречу, легко ложилась под ноги, словно вот-вот впереди разгорится мягкое сияние волшебного сада, где вечно царит день. Мне даже показалось, что я уже вижу далекий огонечек, хотела указать на него сестре, обернулась…

…и увидела ее с занесенным кинжалом. Ни вскрикнуть, ни заслониться не успела, как сталь мне в горло вонзилась, и горячая кровь рубаху пропитала. Сестрица сдернула с моей шеи камушек алый в серебристой оправе, подарок жениха моего любимого. Я дернулась и затихла, только кожа ощущала холодную землю, что грудь сдавила, только голос сестры, довольный и мрачный, сквозь смертельную пелену пробивался:

– Вот и спи спокойно, змея-разлучница, негоже младшим поперек старших замуж идти да женихов отбивать! Здесь тебя никто не отыщет, да и искать