– Не дури, а то будем разговаривать по-другому.

– Это как? – заерзала я в неприятном предчувствии. Володька склонился ко мне сзади и провел руками по моим плечам.

– Есть разные способы, – сказал он с пошлой ухмылкой, а я рьяно замотала головой.

– Я, правда, не знаю, – зачастила, глядя на деда, – мы смогли докопаться только до того, что вход зашифрован. Одну часть, скорее всего, знала бабушка Любы, вторую – Аркашка, но что это за шифр – неизвестно. Аркашка умер, ничего нам не рассказав, а Любкина бабушка и того раньше. Мы вообще влезли в эту историю случайно.

Я замолкла, дед с Володькой переглянулись, и последний хмыкнул:

– Не верю я ей.

– Как прикажешь добиваться правды? – поинтересовался дед. Володька встал напротив меня и посмотрел в глаза.

– Кажется, мы с тобой не успели познакомиться поближе, – усмехнулся он, опуская взгляд в сторону моей груди, – может, исправим?

– Не уверена, что вы в моем вкусе, – ответила я, как можно скромнее, а Володька рассмеялся.

– На дискотеке ты была гораздо сговорчивей.

– Я была пьяна.

– И доступна, – кивнул он и подергал мочку уха, задумавшись, потом продолжил, – что ж, придется начать с твоих дружков. Будем колотить их, пока у тебя в голове не просветлеет. Предлагаю начать с красавчика брюнета, что скажешь?

Я сжала зубы и посмотрела на Кирова.

– Я сказала вам правду, мы не знаем шифр.

– Тем хуже для них, – широко улыбнулся он и кивнул Виталику. Они удалились из комнаты, а я осталась с дедом. Он посматривал на меня с печалью.

– Неужто братец не сознался, – покачал головой, я пожала плечами.

– Как вы его нашли? – задала вопрос вместо этого. Он усмехнулся:

– Не так уж это и сложно. Я знал, что у меня есть сестра в России, после смерти матери я нашел письмо от нее и двинул на матушкину родину.

– Прихватив драгоценности, – вставила я, он снова усмехнулся.

– Именно. До самой смерти мать упорно молчала, откуда у нашей семьи столь дорогие вещицы, но потом рассказала. Правда, она и сама не была уверена, что все так и есть, но я решил, что проверить не помешает.

– Что же она рассказала?

– Интересно? – хмыкнул дед. – Вот и мне было интересно…

Тут вдруг раздался выстрел, дед вскочил, и я следом за ним.

– Сиди здесь, – приказал он мне, доставая пистолет, и я просто приросла к полу.

Он выскользнул из комнаты, я услышала, как повернулся ключ в замке, рванула к двери, так и есть – заперто. Окон не было, я попробовала выломать дверь, но только отшибла плечо. За ней, меж тем, шумели и бегали, раздались еще выстрелы, и стало тихо. От греха я схоронилась за тумбой в углу. Вскоре раздались торопливые шаги, дверь распахнулась, и я увидела подругу.

– Любка! – вскочила я, а она взвизгнула от неожиданности и схватилась за сердце.

– Чуть не умерла от страха, – сказала сердито, но тут же бросилась ко мне. Мы обнялись, я встревоженно спросила:

– Что происходит?

– Повязали деда, и ребят тоже.

Мы выглянули из комнаты, я обнаружила троицу в руках у полицейских, их как раз уводили. Мироненко, увидев меня, улыбнулся и махнул рукой. Тут из коридора выскочили наши ребята.

– Где Василиса? – первым делом спросил Гриша, Мироненко с усмешкой кивнул в нашу сторону, а я пискнула:

– Я здесь.

Он подбежал, осмотрел меня с ног до головы и спросил:

– Они ничего не сделали тебе?

– Не успели.

– Граждане, – подал голос следователь, – давайте— ка покинем это место, у нас еще немало дел.

До утра мы торчали в отделении, отвечая на многочисленные вопросы. Часов в семь вся наша компания сидела в каком-то кабинете и пила кофе, переговариваясь. Сашка клевал носом. Наконец, пришел Мироненко, оглядел нас с усмешкой и поинтересовался, садясь:

– Что, интересно узнать, что к чему?

Мы только переглядывались, но он не стал томить и рассказал историю, которая сложилась в итоге всех бесед. Арнольд, по переезду в Россию ставший Семеном Григорьевым, долгое время пытался вызнать у матери, откуда в их семье столько дорогих вещей, но она упорно молчала.

Перед смертью старушка, видимо, что-то переосмыслила и рассказала сыну, что его отец, ныне погибший, еще в начале века припрятал в русской деревушке немалые богатства. Точно она ничего не знала, но за годы свела в своей голове все данные и получилось следующее. Муженек активно разграблял в начале века богатые имения, но вывезти все за границу не смог, потому нашел надежное место в деревне Дымно, откуда и увез Ольгу еще юной девушкой. Жили они небедно, вскоре родилась дочь, потом сын, прошла первая мировая, никак не затронув их в финансовом плане.

В тридцать восьмом муж настоял на выезде в Россию, Ольга была этому рада, хотя не знала, как их встретят. Всей семьей они приехали в Дымно, а вот вернулись не всей. Муж категорично заявил, что мальчик должен остаться в деревне с бабкой. Ольга не знала, что делать, плакала, умоляла, стращала, но ничего не помогло, он забрал жену с дочерью и увез в Германию, а бедный Арне начал новую жизнь под именем Аркадий в незнакомой стране с незнакомыми людьми.

Русский язык в их семье знали все, потому языкового барьера не было, чего не сказать о моральном. В письмах, которые мальчик слал в Германию сестре, он постоянно просил забрать его из этого проклятого места, от дьявольской пещеры. Родные не понимали, о чем речь, но он ничего не объяснял, и тогда Ольга впервые подумала, что отец что-то внушил ребенку, при чем специально.

Она свела в голове события и поняла: там, в Дымно, муж припрятал драгоценности, которые получил незаконным путем. Арне он оставил с целью присматривать за тайником, по всей видимости, это была какая-то пещера. Тогда она вспомнила о Черной пещере на краю деревни. Про нее рассказывали разные байки, мол, она была завалена еще в начале девятнадцатого века, в ней проводились какие-то черные мессы. Жители деревни подкараулили участников, убили их вилами, сложили внутри и завалили вход. На сколько все это было правдой, сказать трудно, сочинять в деревнях любят, но много ли надо маленькому мальчику, оказавшемуся одному в глухих незнакомых местах?

Глава 33

Так как по возвращении из России коллекция драгоценностей пополнилась, Ольга решила, что догадки ее верны. Она попробовала поговорить с дочерью, но та отмалчивалась, заявив, что ничего не знает. Женщина понимала, что ее муж мог заставить молчать или говорить любого, в том числе собственных детей. Он был