Подъезжают Артуровы рыцари к самым стенам, трусом и болтуном величают Ланселота, но тихо в замке, только рыцарские шлемы поблескивают между зубцов стены.

А в замке обступают рыцари сэра Ланселота, и лица их красны от гнева.

– Друг Ланселот, – говорит ему сэр Динадан, – будь ты один в замке, кто мог бы запретить тебе терпеть оскорбления от заносчивого сэра Кэя или от выскочки Мордреда? Однако много нас нынче собралось вокруг тебя, и не хуже королевской твоя дружина. Так неужели неведомо тебе, что не может доблестный воин терпеть, когда хулят его предводителя. А потому либо сам выйди в поле, либо нам вели проучить наглецов!

И рыцарь Грифлет, и сэр Гарет Белоручка, и все благородные рыцари, кто был там, требовали того же. Ланселот же сказал им так:

– Что ж, благородные сэры, не стану я больше испытывать ваше терпение. Но не спешите выехать в поле всей вашей силою. Ведь всякий скажет тогда, что Артуровы рыцари подняли меч на своего короля, и великий позор будет братству Круглого стола. Я же выеду назавтра в поле один, и коли захочет сэр Артур биться со мной, то пусть Господь поможет правому, ибо некому, кроме Господа, рассудить нас в этой распре. Ведь нет никакого позора в том, что бьются рыцари на поединке, хотя бы один из них был королем.

А в поле перед замком Ланселота стоит шатер короля Артура, и толпятся бароны в шатре с утра до вечера. И от зари до зари уговаривает сэр Мордред короля Артура идти на приступ.

– Видно, мало вы, сэр Артур, любите супругу свою Гвиневеру. Словно разбойник с большой дороги, похитил ее бесчестный Ланселот, а вам и горя мало! Да за такое оскорбление другой бы король всю землю вокруг залил бы кровью! – И так долго без устали твердил это сэр Мордред, что дивно было иным, откуда у него в языке столько силы.

Когда же начал король Артур поддаваться на уговоры приемного сына, вдруг раскатились по лагерю крики и копыта застучали у королевского шатра. Гонец в избитых доспехах соскочил с коня и шагнул в шатер.

– Государь! – проговорил он с трудом. – Стоило рыцарям покинуть Камелот, как нагрянули с севера корабли с великим множеством свирепых воинов. И хоть бьется с ним оставшееся войско, но не сдержать нам их лютую силу без подмоги.

Ошеломленный страшным известием, молчал король, и рыцари не знали, что сказать им. Один только Мордред не растерялся.

– Благородный король! – воскликнул он. – Неслыханный позор ляжет на вас, если простите вы своего оскорбителя и уйдете от стен Ланселотова замка. Доверьте половину войска мне, благородный король, и не успеете вы вернуться в Камелот, как уже сброшу я в море северных дикарей на радость голодным рыбам.

И хоть дивился король тому, как легко решился на такое дело сэр Мордред, но порадовался его мужеству и разрешил взять столько войска, сколько пожелает он. Из рыцарей же взял с собою Мордред только своих родичей, и половину пехоты увел он с собою.

Но ушел отряд Мордреда, бряцая доспехами, и отослал король Артур из своего шатра всех. О чем думал король, о чем молился – не ведали рыцари. Однако вышел он из шатра одетый для битвы, и взгляд его был тверд.

Живо подошел к нему сэр Кэй, ведь решил рыцарь, что прозвучит сейчас сигнал и завяжется наконец бой.

– Артур, государь мой, – проговорил сэр Кэй почтительно. – Сэр Гавейн и я хоть сейчас готовы на приступ. Скажите лишь, кому ударить на ворота, а кому биться на стенах? Связаны плоты, чтобы переправиться через ров, и лестницы сколочены давно.

А так как молчал король, то и сэр Гавейн указал ему в нетерпении на рыцарей, что готовы были ринуться в бой, и на пехотинцев с лестницами.

– Благородный король, – молвил Гавейн, – только неопытный оружейник калит клинок без меры. Хрупкость приходит на смену прочности, и от первого удара разлетается лезвие в куски. Смотрите, благородный Артур, не случилось бы то же и с войском, ибо довольно нагляделись мы на стены и башни Ланселотова замка и нечего нам больше любоваться на них. Уже не одни благородные рыцари, а и пехотинцы задумываются, отчего медлит король? Не сегодня завтра решат они, что невесть какие ужасы приготовил за стенами Ланселот и что медлит король оттого, что не знает, как ему одолеть Ланселотову силу.

И те рыцари, которые слышали слова Гавейна, кивали одобрительно, и каждый добавлял свое, так что немалый вышел шум.

Но вскинул король руку, и сверкнули его серые глаза, подобно рыцарским доспехам в пасмурный день. И стихли голоса.

– Полно вам греметь мечами и поднимать копья так, будто решили вы распороть облака на небе. Я, король Артур, решил нынче, что не пойдут друг на друга рыцари Круглого стола! Спрячьте мечи в ножны, сегодня я один выйду в поле!

– Сэр Артур, – проговорил тут Кэй, – уж коли решился Ланселот похитить королеву, так, уж верно, нет такого средства, от которого отказался бы он, чтобы избавиться от короля.

– Молчи, Кэй, – прервал его Артур, – не тебе учить Ланселота рыцарскому обхождению. Если же решится он погубить меня хитростью, то, стало быть, умерло братство Круглого стола и мне больше незачем жить на свете. – Сказав так, поднялся он в седло и выехал в поле. И был рядом с ним один герольд. Прочие же держались вдали.

Вот прозвучала труба, и провозгласил герольд, что вызывает сэр Артур сэра Ланселота, чтобы биться с ним до смерти каким угодно оружием. И едва смолк зычный голос герольда, как в ту же минуту опустился мост, распахнулись ворота и сэр Ланселот выехал в поле.

– Я, Ланселот Озерный, – проговорил он, встав перед Артуром, – обвиняю короля Англии в том, что забыл он рыцарские законы и поднял руку на госпожу мою королеву.

– А я, – ответил Артур гневно, – обвиняю Ланселота в том, что клевещет он на короля, а также и в том, что похитил он королеву и силою держит у себя в замке!

И тут рыцари опустили забрала и разъехались для первого удара.

Вдребезги разлетелись копья, когда столкнулись Артур с Ланселотом, но остались в седлах рыцари и тут же выхватили мечи. И такой пошел по полю гром и треск, точно две рати сошлись и рубятся беспощадно. Рыцари же, что стояли на стенах и в поле, увидели, что выхватил король свой славный Эскалибур из других ножен, – не было с ним чудесных ножен, что берегли его от ран. И, увидев это, иные горько жалели короля, а иные восхищались благородством Артура.

Но длится бой, и ни один рыцарь не может потеснить другого, и сила их не иссякает. Что же до ран, то бежит по доспехам кровь у обоих, но словно бы и не видят ее витязи.

– Двух рыцарей не станет нынче, – молвил тут Динадан, – ибо ни в чем не уступают они один другому, разведет же их только смерть.

И многие дамы и рыцари, глядя, как рубятся Артур и Ланселот, плакали от жалости. Одна лишь королева Гвиневера стояла безмолвно, словно оцепенела ее душа от горя. И вдруг встрепенулась она и сошла со стены.

Вот уже минует королева ворота, и сквозь ряды сверкающих доспехов проходит она. Вот бесстрашно подходит туда, где топчутся взмыленные кони и искры сыплются с клинков.