Торгрим подошел к сыну и посмотрел вниз, на Старри. Дождь уже сменился туманом, что стало огромным облегчением, хотя, скорее всего, временным.

— Как он? — спросил Торгрим.

— Кажется, лучше, — сказал Харальд. — Выпил немного бульона. Он разговаривал: хотел знать, как у нас дела. У тебя и у Оттара.

Торгрим ответил едва заметной улыбкой.

— Ну, если ты понял, что происходит, я буду благодарен, если ты и мне объяснишь, — сказал он.

Затем он поглядел через правый борт в сторону берега, до которого оставалось три рода. Где-то там невидимые разведчики Торгрима продолжали искать очередную засаду. Это следовало сделать, хотя никто не думал, что ирландцам хватит глупости ударить снова в том же месте.

— Как только Оттар окажется на ходу, он попытается снова нас обогнать, вырваться вперед, — сказал Торгрим. — Я ему этого не позволю. По разным причинам. Поэтому мы сейчас снимемся с якорей и оставим его далеко позади.

Харальд кивнул. Он тоже хотел держаться первым в этой гонке, в основном из гордости. Но он полагал, что у отца окажутся другие причины.

С каждой милей, которую они преодолевали на обмелевшей реке, с каждым убитым, которого они хоронили, с каждой вытащенной из борта стрелой этот поход на Глендалох становился для него все более важным делом. Он перестал быть обычным налетом и превратился в испытание. Это, похоже, чувствовали все. Торгрим боялся, что Оттар каким-то образом сумеет уничтожить их шансы на удачную атаку или совершит какую-то глупую ошибку, из-за которой их всех убьют. И Харальд догадывался, что отец хотел провернуть нож унижения в брюхе Оттара.

— Кевин пропал, — продолжал Торгрим. — Не знаю, куда он делся, но здесь его нет. Поэтому мне нужно, чтобы ты взял с собой человек двадцать и двигался вместе с ними по берегу реки. Ты будешь высматривать другие засады, чем должен был заниматься Кевин.

Харальд почувствовал, как его захлестывает радость предвкушения. Торгрим предложил ему командовать своими людьми, поручил важное задание, доверил роль вожака, дал шанс проявить свои умения и доблесть.

— Вы будете разведчиками, понятно? — спросил Торгрим, заметив излишний энтузиазм на лице Харальда. — Ты не станешь вступать в схватку, вас слишком мало для этого. Просто предупредите нас, что ирландцы готовят очередную засаду, прежде чем мы на нее налетим.

— Да, отец, — сказал Харальд.

Какое-то время Торгрим молча смотрел ему в глаза.

— Я серьезно, — сказал он наконец. — Вы — разведчики. Сражаться не будете.

— Если только ирландцев не окажется слишком мало, верно? — спросил Харальд. — Вдруг мы встретим патруль, всего несколько воинов? Нам же придется убить их прежде, чем они раскроют наше присутствие, разве нет?

Торгрим шумно выдохнул:

— Да, в этом случае можете драться. Но попытайтесь захватить пленных. Они полезнее мертвецов. Я надеюсь на твою рассудительность. Воспользуйся ею. Если тебе интересно знать, куда приводит глупость, взгляни на Оттара.

Харальд кивнул, почти не слыша его слов. В своем воображении он уже вел отряд по берегу реки и сражался на мечах с ирландским ублюдком, который вчера так внезапно атаковал их.

Фэйленд чувствовала себя так, словно парила в пространстве, словно находилась во сне. Но этот сон не был похож на те, что она видела раньше: ужасный, бесприютный, полный надежды и радостного возбуждения, усталости, похоти и изумления. Сон, похоже, вмещал все ощущения, которые она могла себе представить, захлестывал ее ими, как ветер хлещет полотнищами дождя.

Она убила человека. По крайней мере она была полностью уверена в том, что убила его. Это случилось у реки, во время схватки возле Встречи Вод. Он пробивался через линию ирландских воинов, а она оказалась на его пути. Фэйленд ударила его, и он упал. Но не умер сразу, и поэтому она вонзила меч ему в шею.

Так она это помнила. В голове у нее все смешалось, и сложно было распознать, что именно происходит. Она не очень понимала, что чувствует по этому поводу. Потрясение, замешательство… Но не раскаяние. Сожаления не было. И она размышляла, стоит ли по этому поводу беспокоиться. Впрочем, это был всего лишь варвар.

Когда бой закончился, они ушли с поля, где остались убитые, двинулись обратно вдоль речного берега, а затем сквозь лес к дороге. Все были возбуждены, все вели себя очень оживленно. Они хорошо сражались — так показалось Фэйленд. Она судила по реакции мужчин, поскольку сама пребывала не в том состоянии, чтобы делать какие-то выводы самостоятельно. Они хорошо справились. И теперь радовались этому.

То, как она занималась любовью с Луи де Румуа, как на них набросился убийца, как Айлеран прикончил этого человека, после того как Фэйленд оглушила его ударом по голове, — все это было частью ее длинного сна. Она до сих пор видела, как хлынула кровь из шеи убийцы, когда тот рухнул на землю. Фэйленд чувствовала себя так, словно сидела на телеге, мчащейся с горы и набирающей скорость. Теперь телега мчалась так быстро, что ею почти невозможно было управлять и она вот-вот могла развалиться.

Когда они оказались в дунаде, Фэйленд вернулась в шатер мужа, готовая встретить его ярость. И он действительно пришел в ярость — настолько, что отослал ее прочь, велев прийти позже.

— И тогда я с тобой разберусь, — сказал он, ничего больше не добавив к этому. На нее он не смотрел.

Больше она в шатер не заходила. Она знала, что ее ждут только побои, и совершенно не желала их испытывать.

Фэйленд ждала шанса поговорить с Луи наедине.

— Айлеран расскажет моему мужу, что нашел нас вместе, — прошептала она ему.

— Нет, не расскажет, — возразил Луи. — Мы с Айлераном солдаты. У воинов свои понятия о чести.

Фэйленд покачала головой:

— Айлеран — человек моего мужа, уже много лет подчиняется ему. Он должен Колману больше, чем кому-либо другому.

— Мне кажется, ты ошибаешься, — сказал Луи. — Но даже если ты права, если Айлеран ему все расскажет, для твоего мужа это не станет откровением. Он не возненавидит меня еще больше, потому что больше просто некуда.

И Фэйленд отступилась. Настаивать не имело смысла. Луи де Румуа был одним из самых выдающихся мужчин из всех, которых она когда-либо знала, но при этом он оставался мужчиной и многого не понимал. Он не отличался глупостью и наивностью, но когда дело касалось собратьев по оружию, ему казалось, что они верны ему, как преданные псы: целиком и без остатка. В некоторых вещах Луи не различал нюансов.

Фэйленд думала, что после успешного боя при Встрече Вод они вернутся в Глендалох. Она была уверена, что Колман захочет именно этого. Что он пожелает войти в город с победой. Но они не вернулись.