любовь, которую не могла утолить даже целая ночь безумств в постели! Он любил меня, хотел, желал и давал серьезные обещания. А я верила, потому что любила. Милая, ты побледнела, – издевательским тоном говорит она. – Что такое? Знакомое чувство и ситуация в целом, да?

– Это был отец Яна?

Официант ставит на стол салат, пиццу и стеклянный чайник. Когда он уходит, я снова поднимаю глаза на женщину перед собой, которая вроде как моя мама, и вместе с тем совершенно чужая мне женщина. И то, что она говорит, оставляет в моей душе неприятный, зловонный осадок.

– Павел был чудесным мужчиной и любовником. Щедрым, внимательным, готовым на многое ради меня… Правда, пока не узнал, что скоро станет отцом во второй раз от любимой женщины.

– …Что? Ты забеременела от него?

– Ночи с любимым мужчиной всегда очень жаркие. И, порой, никакие средства защиты не способны справится с великой силой любви.

– Что за бред? – смеюсь я, спрятав лицо в ладонях. – Что ты несешь? Какая любовь, если ты стелилась под каждого богатого мужика? Ты думаешь, я не помню, как ты часами собиралась на эти «встречи»? «Балы»! «Праздники»! Ты готова была сплавить меня кому угодно, лишь бы я не мешала тебе развлекаться и обводить мужиков вокруг пальца, ради чертовых денег! Какая любовь? Ты хоть знаешь, что это вообще?

– А ты знаешь, я погляжу? Объясни мне, чем же ты тогда отличаешься от меня? Где ты живешь? Кто оплачивает твою квартиру?

– Я зарабатываю на нее, ясно? Я работаю, как проклятая с шестнадцати лет!

– Ты отличаешься от меня лишь тем, что по глупости не залетела от какого-то сосунка в шестнадцать лет. Но вот парадокс: я смогла выбраться из низов с ребенком на руках, а ты – свободная и ни от кого не зависящая, с товарной внешностью, продолжаешь драить чужой туалет и продавать книжонки! Пытаешься казаться такой милой и правильной девочкой, хотя, на деле… Как ты там говоришь? «Стелишься»? – деланно задумывается она. – А на деле ты стелишься перед успешным и самое важное – богатым мужчиной, который старше тебя на двенадцать лет. Он тебя трахает, когда захочет, ты упиваешься его вниманием, тонешь в блаженстве и получаешь от него хорошие деньги. Говоришь, что работаешь? Правда? Никогда в это не поверю.

– Как ты можешь говорить такое, – бормочу я, с трудом веря её словам. – Ты отвратительна.

Хватаю свои вещи, потому что находиться с ней в одном пространстве просто невыносимо. Она сжирает мою энергию, выбрасывает столько информации, сколько я не в силах переварить!

– Я ещё не закончила, – говорит она повелительным тоном.

– Это твои проблемы!

– Как думаешь, что скажет тебе Ян, когда узнает, что это ты подожгла его пентхаус? Нет! Постой, постой! – усмехается она. – Как ты думаешь, Ян поклянется тебе в вечной любви, когда полиция обнаружит нож с твоими отпечатками? А ещё с собачьей кровью в придачу. Мм? Он эту собаку обожает, души в ней не чает. Поэтому сядь-ка, доченька, и выслушай меня. А ещё лучше – поешь. А то всё такое ароматное и остывает.

Я с трудом держусь на ногах. Официант приносит пасту и ризотто.

– Будьте так добры, – обращается она с фальшивой улыбкой, – принесите моей дочери стакан воды. Ей что-то нехорошо. Только, пожалуйста, пусть она будет вкуснее этого паршивого коктейля.

Мне стыдно.

Мне нечем дышать.

Мне страшно.

– Садись, я тебе говорю! – повторяет она с злой забавой в голосе. – Нам столько всего нужно обсудить.

– Ты… Ты подожгла квартиру Яна? – Я даже вслух не могу внятно произнести эти слова. – Ты?

– Разумеется, нет! – смеется она. – Это сделал кто-то мне совершенно незнакомый. Боже, отвратительный рис. Переваренный, как каша.

Официант приносит для меня стакан воды. Мои руки дрожат, вся кровь в теле как будто стекла к самым ногам, превратив мою розовую кожу в мертвенно-бледную.

– Извините, вам плохо? – спрашивает он. – Может быть, вызвать скорую помощь?

Вызвать.

Позвонить Яну. Но, что я скажу? Что объявилась моя мамаша и она – настоящая психопатка, которая устроила пожар в твоем пентхаусе, а потом прирезала пса?

– Девушка? – с тревогой заглядывает он в мои глаза. Чувствую, как теплая слеза стекает по моей щеке. – Бога ради, что с вами?

Спешно смахиваю её рукой и стараюсь улыбнуться, хотя всё внутри меня разрывается от боли.

– Всё в порядке. Я просто очень…сентиментальна. Не беспокойтесь. Не могли бы вы сказать мне, где здесь туалет?

– Выйдете из зала и сразу направо, – объясняет он, слабо веря моей улыбке.

– Благодарю.

– Вы можете идти, – грубым тоном говорит женщина, которую я совершенно не знаю. – Мы сюда не с вами пришли разговаривать!

Парень послушно уходит, ведь ему не остается выбора.

– Так себе заведеньице, – хмыкает она.

«Позвони Яну!» – требует мой внутренний голос.

Расстегиваю молнию на сумке, чтобы достать телефон, но зеленые глаза с опасной быстротой устремляются на меня.

– Что ты делаешь? Собралась Яну звонить?

Моя рука в сумке замирает, держа телефон.

– Учитывая твои слова, я не думаю, что мне…стоит звонить ему. Я ищу спрей для носа.

Она улыбается.

– Ты и в детстве постоянно капала нос. Помню, хотела отучить тебя от этой гадости, но ты закатывала страшные истерики и я сдалась.

– С тебя брала пример, – согласно киваю я, заглянув в сумку. Делаю вид, что перебираю в ней хлам, но на деле снимаю блокировку телефона, нажимаю на последние вызовы и…всё не могу решиться. – Я никогда с них не слезу.

Я хочу сказать ей, что она – ненормальная. Что с её головой не всё в порядке и это заметно невооруженным глазом. А потом бежать от нее со всех ног, приехать к Яну и немедленно всё объяснить ему. Но это стыдно. Хуже, чем стыдно! И откуда у нее нож с моими отпечатками? Что за бред? Нарочно достаю из сумки две толстые тетради, которые сегодня купила в магазине. Мой взгляд только задевает её, а меня уже пронзает насквозь испепеляющая злоба. Я не думаю, что она здорова. Десять минут назад так правдоподобно изображала «любящую» мамашу-кукушку, а теперь ведет себя так, будто взяла меня в заложники и ни о какой былой «любви» и речи быть не может.

– Давай быстрее, Тая! Меня раздражает твоя рассеянность!

Диктофон! Диктофон! Чтобы просто записать наш разговор и в случае крайней необходимости предоставить запись, которая точно докажет мою непричастность к тем жутким событиям.

– …Извини… – бормочу я, пытаясь найти в этом чертовом телефоне этот диктофон! Я никогда его не использовала и понятия не имею, где искать. – Ты напугала меня и я…не могу сосредоточиться.

– Боишься, что