Их руки разжались, и Брайан Бишоп неуклюже вышел из ресторана и, прихрамывая, отправился на поиски своего лучшего друга.

Джек Келлер просидел за столиком еще с полчаса. Поглощая отбивную с картошкой, он гадал, что же, черт подери, только что произошло.

На следующее утро Кид установил на террасе штанги. Джек несколько минут наблюдал за ним из гостиной, потом покачал головой и вышел на террасу. Кид оторвал взгляд от инвентаря, но встречаться глазами с Джеком ему явно не хотелось. Он ничего не сказал и возобновил подготовку к тренировке. Джек не стал нарушать раздражительное молчание и начал разминаться. Он сделал упражнения на растягивание мышц, отжимания, качание пресса, потом на десять минут сел на велотренажер.

Наконец, когда эти десять минут почти истекли, Джек сделал глубокий вдох и сказал:

— Что ж, я рад, что ты, как обычно, достойно переносишь трудности.

Кид промолчал, и Джек добавил:

— По крайней мере, владеешь собой.

Кид вскинул руки вверх и повернулся лицом к Джеку.

— Джек, прости. Мне очень стыдно. Мне невероятно стыдно…

На дисплее велотренажера замигали красные цифры и буквы: «10 минут». Джек подождал, пока педали начнут крутиться медленнее и остановятся.

— Послушай, балбес. Вчера я сказал тебе, что есть две причины, почему открытие спортзала не самая хорошая мысль, но на вторую ты, судя по всему, не обратил внимания. А она заключается в том, что ты способен кое на что получше. Намного лучше.

— Ты о чем?

— Я сотрудничаю с гигантской компанией. Возможно, их не интересует мое мнение о меню в ресторанах «У Джека», но я могу устроить тебя в их программу обучения менеджменту. Я много думал об этом, поэтому послушай меня хотя бы минуту. Постарайся не вспылить и не говорить глупостей — понимаю, это будет нелегко. Шесть месяцев назад… черт побери, да еще шесть недель назад я бы сказал, что навсегда расстался с бизнесом. Но благодаря тебе я чувствую себя настолько лучше, что стал подумывать вот о чем: когда истечет срок моего контракта — по контракту я не имею права затевать ничего конкурирующего на протяжении трех лет, — так вот, когда этот срок истечет, я, наверное, буду не против заварить что-то новое. Новое и классное. Пока точно не знаю что, но… хочется все начать заново. И ты мог бы начать дело вместе со мной.

Тут Кид наконец встретился глазами с Джеком и заговорил очень тихо, как будто не поверил услышанному:

— В каком качестве?

— Сначала — в качестве высокооплачиваемого болвана. Впоследствии — в качестве моего партнера.

— Ты и я?

Джек кивнул, наслаждаясь, каким тоном Кид задал этот вопрос. Парень был сражен наповал.

— Когда-то давным-давно мы говорили об этом — до того, как ты топнул ножкой и исчез. От судьбы не уйдешь — так, наверное. Одно я знаю точно, — продолжал Джек. — С партнером мне лучше. Самого лучшего партнера, о каком можно было мечтать, нет в живых, и с этим мне приходится смириться. Получается, что остаешься только ты. Если хочешь. Пять лет назад хотел. Надеюсь, и сейчас хочешь.

— Джек… но что я знаю о ресторанах?

— Научишься.

Довольно долго Кид ничего не говорил. Потом сказал:

— Я хочу, чтобы ты сделал мне одолжение.

— Господи боже, — покачал головой Джек. — Неужели я недостаточно для тебя сделал?

— Я не о том.

Кид шагнул к стойке с противовесами и яростно насадил на штангу несколько дополнительных «блинов». Джек с недоумением следил за его действиями. Сдерживая волнение, Кид оторвал штангу от пола и поднял ее над головой. Штанга весила больше двухсот фунтов, но в азарте Кид держал ее, будто перышко.

— Видишь? — выпалил он. — Ты тоже так сумеешь. Но только если начнешь прямо сейчас. Тебя сдерживает один лишь страх. А я тебе говорю: ты достаточно силен, чтобы избавиться от страха. Ты уже сейчас достаточно силен. Сейчас.

— Мне будет больно. Я могу что-то повредить. Еще слишком рано. Не думаю, что сумею снова пройти через все это.

— Не придется. Ты просто трусишь.

— Ты прав, — не стал спорить Джек.

— Страх — твоя любовница, Джек. Поцелуй ее взасос! Обними покрепче!

Джек заколебался. Потом спросил:

— Что я должен сделать?

— Сними защиту со спины.

Джек медленно снял тяжелый бандаж. Положив его на пол, он испытал странную смесь легкости и страха.

— Сними наколенники.

— Кид…

— Тебе они не нужны. Клянусь.

Джек отстегнул ремешки наколенников. Сделал несколько шагов и удивился тому, как легко пружинят ступни. Казалось, на него перестало действовать притяжение земли.

Кид опустил штангу на пол. Снял по несколько «блинов» с обеих сторон. Не так много, но все же снял.

— Не спрашивай, какой тут вес, Джек. Это не имеет значения. Но вес немалый, понятно? Вес серьезный.

Джек подошел к штанге, наклонился.

— Я хочу, чтобы ты сделал рывок, — спокойно проговорил Кид. — Вот и все. Не надо толчка. Не надо поднимать штангу над головой. Просто наклонись, вот так ухватись за гриф, хорошенько упрись ногами и подними штангу до уровня пояса. Десять раз. Хотя нет. Пусть будет пять. И этого хватит. Даже трех будет достаточно. Мне все равно, сколько раз.

Джек не пошевелился. Он стоял и смотрел на штангу. Он чувствовал, как напрягаются мышцы спины, как их сводит спазм. Появилась боль в колене и в бедре. Выступил пот…

— Ты настоящий Арнольд,[30]— подбадривал его Кид. — Геракл, порвавший цепи.

Джек сделал глубокий вдох, наклонился и обхватил руками гриф.

— Но ты должен сказать, когда будет больно, Джек. Если будет больно, прекрати.

Джек кивнул. Ухватился покрепче. Закрыл глаза, хорошо уперся ногами, оторвал штангу от пола, поднял…

Он чувствовал сопротивление веса, его поразила тяжесть штанги; на миг он перестал владеть собой и подумал, что может упасть. А потом он выпрямился и согнул руки в локтях, крепко держа металлический гриф на уровне пояса.

Он открыл глаза и посмотрел на Кида. Тот блаженно улыбался. Джек почти не сомневался, что и на его губах играет такая же улыбка.

— «Страх — твоя любовница, — процитировал он с притворным отвращением. — Поцелуй ее взасос»… Где ты набрался такой пошлости?

— Слушай, главное, что все получилось, верно?

— Да, получилось, — сказал Джек и услышал в собственном голосе изумление. Он ощущал невероятное облегчение. Отступил страх, державший его в тисках последние тринадцать месяцев. — Ты забрал мою боль.