Они сформировали испанское общество, которое успешно утвердилось за счет естественного роста, достигнутого благодаря метисации с женщинами коренного населения, а также некоторого притока из родной страны, который со временем увеличивался. Португальский опыт был совершенно иным. Португалия была гораздо меньшей страной, ее население до 1800 г. никогда не превышало трех миллионов человек. Однако ее эмиграция в период с 1500 по 1760 гг. оценивается максимум в 1,5 млн. человек - вдвое больше, чем у испанцев. В золотом шестнадцатом веке Португалия имела многочисленные базы в Азии, Африке и прибрежной Бразилии, но все они предлагали условия хуже, чем мексиканских или перуанских нагорий. Португалия - и в этом она напоминала Нидерланды - гораздо чаще, чем Испания, экспортировала неквалифицированную рабочую силу; это не было основой для формирования креольских обществ. Нидерланды также придерживались стратегии отправки иностранцев в самые нездоровые районы тропиков. Вообще в колониальной истории мы часто встречаем "третьи" группы населения, помимо колонизируемых и представителей колонизирующей нации. Например, в конце XIX века в некоторых департаментах Алжира испанцев проживало больше, чем французов.

Английская эмиграция в XVIII веке была столь же избирательной. Неблагоприятные тропические острова привлекали лишь небольшое число управляющих плантациями. Работу там выполняли африканские рабы, как и в южных колониях Северной Америки, а открывали американские пограничные земли в основном шотландцы и ирландцы. Типичные английские поселенцы в Америке в 1660-1800 гг. были достаточно высококвалифицированными специалистами и тяготели к основным поселениям и городам. В Индии до 1800 г. потребность англичан в кадрах была гораздо ниже, чем у голландцев в Индонезии. Если голландцы набирали своих колониальных солдат на севере Германии и в Саксонии, то англичане вскоре стали набирать индийских солдат (сепаев) на месте. В общем, только испанская эмиграция с самого начала имела большой успех, и это было воспринято во всей Европе. Для других склонных к миграции западноевропейцев - англичан, ирландцев, шотландцев, немцев - Северная Америка стала привлекательной лишь к середине XVIII в. Предпосылкой для этого был поиск способов переложить самую неприятную работу на неевропейцев. Но были и особые случаи, которые отклонялись от схемы постоянной миграции из Европы: например, буры Южной Африки после первоначальной эмиграции из Нидерландов в середине XVII века пополнялись только за счет местного распространения. Французские канадцы, численность которых в 1881 г. составляла 1,36 млн. человек, также практически не получали новых переселенцев и в основном происходили от иммигрантов, прибывших к концу французского правления в 1763 году.

Поэтому в социальной истории XIX века центральное место должны занимать последствия миграций, непосредственно предшествовавших ему. Не в древние времена "великих переселений", а в XVII-XVIII веках были заложены новые основы многочисленных обществ. В перспективе XIX века это были молодые общества, полная противоположность исторически укоренившимся социальным ландшафтам, таким как Средиземноморье или Китай. Ни в одном другом крупном регионе мира не наблюдалось такой частоты миграционного этногенеза, какая была характерна для Латинской Америки и Карибского бассейна. Общества Латинской Америки складывались из трех элементов: коренных жителей, переживших завоевание и последующий микробный шок, европейских иммигрантов и порабощенных переселенцев из Африки. Эта смесь, варьирующаяся в своих пропорциях, объясняет, почему ранняя атлантическая работорговля способствовала формированию четырех различных типов общества, сложившихся в Западном полушарии к началу XIX века.

 

Работорговля и формирование обществ Нового Света

Первый тип общества сложился в Бразилии. Здесь из потомков португальских завоевателей или переселенцев и наполовину африканского, наполовину туземного рабского населения сформировалось лузо-бразильское общество. Между этими двумя группами существовал ряд промежуточных слоев. Широкий спектр окраски кожи с различными оттенками метисов и мулатов соответствовал относительно свободному разделению между юридически свободными социальными классами. Хотя индейцы внутренних районов страны на протяжении XVIII века были порабощены жестокими бандами, живущими вне закона (бандейрантес), плантационная и горнодобывающая экономика страны по-прежнему была ориентирована на рабский труд, импортируемый из Африки. Гендерный дисбаланс среди рабов, большинство из которых были выходцами из современной Анголы и бассейна реки Заир, а также высокая смертность из-за тяжелых условий труда привели к тому, что африканское рабское население Бразилии оказалось неспособным к самовоспроизводству. С момента начала торговли около 1600 года и до закрытия атлантического импорта рабов в Бразилию в середине XIX века в Бразилию было перевезено около 4,8 млн. африканцев. Пик торговли пришелся на четыре десятилетия после 1810 г., когда в страну ежегодно прибывало около 37 400 человек. Торговля продолжалась до 1851 г., т.е. уже после того, как она прекратилась в других частях Латинской Америки. В Бразилии было легче, чем в других рабовладельческих обществах Нового Света, купить свободу или получить персональную эмансипацию. Свободные негры и мулаты демонстрировали самый высокий прирост населения среди всех групп бразильского общества. Рабство в Бразилии сохранялось вплоть до его отмены в 1888 г., что стало следствием вынужденной миграции в эпоху раннего модерна.

После прекращения работорговли рабство еще некоторое время сохранялось повсеместно. В США оно было объявлено незаконным только в 1865 году, но ввоз рабов прекратился уже в 1808 году, достигнув за семь лет рекордной отметки в 156 тыс. человек. Соединенные Штаты были исключительной страной, в которой еще до прекращения международной торговли наблюдался высокий уровень самовоспроизводства рабов. Так, после 1808 года в стране сложилось самовоспроизводящееся рабское население, в котором уроженцы Африки вскоре составили меньшинство. Импорт уже не был необходим для удовлетворения спроса на несвободную рабочую силу. Тем более что работорговля развивалась внутри США, позволяя наживаться специальным фирмам "спекулянтов" или "душегубов". Свободных негров захватывали и продавали, семьи рабов жестоко разрывали на части. Владельцы плантаций с глубокого Юга, где произрастает хлопок, отправлялись в Вирджинию или Мэриленд, чтобы пополнить свои запасы; вероятно, в период с 1790 по 1860 год миллион негров пересекли межгосударственные границы по принуждению. Эта внутренняя торговля стала наиболее заметной и скандальной стороной рабства и наиболее открытой для нападок. Практически одновременно с прекращением трансатлантической торговли активизировалась циркуляция рабов внутри африканского континента.

Третья закономерность взаимосвязи миграции и формирования общества была обнаружена в Мексике. Новая Испания (Мексика), административный центр испанской империи, естественно, разделяла опыт рабства с остальным Новым миром, но в отличие от Бразилии или юга США рабство так и не стало всепроникающим институтом, наложившим отпечаток на все сферы жизни. Это не было связано с каким-то особым отвращением испанцев к порабощению людей: Испанская Куба оставалась полноценной рабовладельческой колонией вплоть до 1870-х годов. Но по экологическим причинам крупномасштабная плантационная экономика не могла закрепиться в Мексике. В 1800 г., в отличие от Бразилии или США, она не была страной иммиграции. Вероятно, с начала XVIII века и до