– Я готовлю клубничный джем, – сказала Франни и подошла к плите, чтобы помешать варево в большой дымящейся кастрюле. Столешница была заставлена стеклянными банками разного размера, крышками и резиновыми прокладками. Кухня Франни была огромной и старомодной: здесь имелись деревянная плита и тяжелый стол из кленовых брусьев. Сковороды из литого железа свисали на крючьях с грубых тесаных балок, тянувшихся вдоль потолка. Открытые полки выстроились рядами вдоль стен и были наполнены банками сушеных бобов, риса, консервированных помидоров, специй и трав. Для накачки воды в раковину нужно было пользоваться насосом с красной ручкой.

– Он еще довольно жидкий, – сказала Франни. – Но, по-моему, он вкуснее всего, когда теплый и жидкий, правда?

Лиза кивнула и принялась за джем с такой энергией, словно умирала от голода. Она улыбалась и не обращала внимания на липкие пятна вокруг рта.

Они остановились на несколько минут, обмениваясь незначительными репликами о работе и погоде. Потом, пока Лиза клала джем на третий ломоть хлеба и запивала его чаем с горячим молоком и медом, Франни отвела Фиби к двери.

– Здесь с ней все будет прекрасно, – пообещала Франни. – Я глаз с нее не спущу.

Фиби знала, что это правда. Для Лизы просто не существовало более безопасного места. Тем не менее Фиби не хотелось расставаться с ней.

– Если она что-то скажет… о том, где она была, или о своем прошлом…

– Понимаю. Я буду очень внимательна. Ты ведь знаешь, мой разум как стальной капкан. Я запомню все подробности и сразу же сообщу тебе. Если это покажется важным, то я немедленно позвоню, обещаю.

Фиби поблагодарила ее и уже хотела уйти, но Франни взяла ее за руку.

– Ты еще не сказала ему? – тихо спросила она.

Фиби покачала головой.

– Сегодня, – сказала она, и Франни нахмурилась. – Обещаю.

Фиби ушла, бросив последний взгляд на Лизу, которая сгорбилась за кухонным столом; ее рот и лицо были покрыты капельками джема, слишком напоминавшими запекшуюся кровь.

– Дэйв, ты ведешь себя неразумно, – сказала Хэйзел. Отец лежал на кровати с плотно сомкнутым ртом. Хэйзел держала в руке стакан воды и две таблетки. – Это лекарство помогает тебе. Можешь называть его проклятием или благословением, но оно делает свое дело. Ты хочешь вернуться в больницу? – спросила Хэйзел. – Неужели ты хочешь этого?

Лиза вернулась со двора, где она сушила корзинку для шитья, обдумывала ситуацию и наконец придумала план. Первым делом она решила, что если принести маме еще влажную корзинку и объяснить, где ее нашли, то дом перевернется с ног на голову, а это было последим, чего она хотела. Поэтому Лиза прокралась наверх и оставила корзинку на нижней полке шкафа в коридоре, за стопкой полотенец, а потом вернулась на кухню.

Дом был теплым, светлым и знакомым. Лиза глядела в гостиную, где мать и Хэйзел возились с отцом. С фотографии на каминной полке, запечатлевшей их в юном возрасте, они улыбались самим себе из другого времени. Лиза видела лишь смутное сходство между этими девушками и взрослыми, усталыми женщинами, склонившимися над диваном.

– Пожалуйста, Дэйв, – сказала мать. Она в кремовой шелковой пижаме стояла у кофейного столика.

Когда Лиза вошла в гостиную, мать махнула рукой, чтобы она ушла.

– Почему вы еще не спите? – высоким, напряженным голосом спросила мать.

Лиза пожала плечами и отступила на кухню.

– Сейчас лето, мама. И всего лишь девять часов вечера.

– Все равно ложитесь в постель. А завтра утром вы должны встать пораньше и помочь мне приготовить пирог.

– Пирог?

– Да, клубничный пирог. Взамен того, который таинственным образом исчез со стола на кухне.

– Но мы не…

– Ложитесь в постель, и никаких возражений! – отрезала мать.

– Что происходит? – прошептал Сэм, когда вошел на кухню.

– Мама расстроилась из-за пропавшего пирога.

– Я даже не знал о нем, – сказал Сэм.

– Наверное, это Эви. А может быть, вообще не было никакого пирога.

– Что? – Он удивленно наморщил лоб.

– Забудь об этом. Слушай, я кое-что должна тебе сказать. Нечто важное. Выходи во двор, а я схожу за Эви, встретимся там. Но нам нужно держаться тихо и быть осторожными: мама очень сердится и хочет, чтобы мы легли спать.

– Что… ты хочешь, чтобы мама взъелась на меня? Нет уж, спасибо. Я иду в постель.

– Это важно, Сэм, – сказала Лиза. – Пожалуйста!

Сэм закатил глаза, но Лиза знала, что она победила. Он вышел во двор через дверь на кухне.

Лиза заглянула в гостиную, где Хэйзел снова пыталась впихнуть таблетки в ее отца. Он оттолкнул ее руку, потом резко подался вперед, схватился за угол кофейного столика и опрокинул его. Стопка журналов, тарелки с крошками от тостов и холодный чай полетели на пол. Это было самое целенаправленное движение отца, которое Лиза видела с тех пор, как он вернулся из больницы. Она наполовину испугалась, наполовину порадовалась за него.

– Все, я звоню врачу, – заявила мать и направилась на кухню. Лиза выбежала из комнаты в коридор и поскакала вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки; ее розово-серебристые теннисные туфли едва касались ковровой дорожки. Она добралась до своей комнаты, распахнула дверь и ахнула, действительно ахнула, как девушка в одном фильме ужасов, который любили Сэм и Эви.

Она увидела саму себя, только на самом деле это была вовсе не она. Это была коренастая, франкенштейновская версия ее самой. Наверное, это было похоже на тех двух юных девушек с фотографии в гостиной: они смотрели на самих себя, только совершенно других.

Но это было не какое-то будущее, которое Лиза мельком увидела через пространство и время, это было притворство.

Эви стояла перед зеркалом, одетая в красную толстовку Лизы. Эви надела черный ведьмовской парик, которым пользовалась ее мать на прошлый Хеллоуин, и волосы падали ей на лицо, а голова была накрыта красным капюшоном. Она натянула эластичные черные легинсы Лизы, которые были ей слишком малы, отчего ноги были похожи на сосиски. Эви была босой и выкрасила ногти на ногах голубым лаком с блестками – точно так же, как Лиза.

– Э-э-э, что ты делаешь? – спросила Лиза, заметившая, что на этот странный костюм Эви все-таки надела свой широкий кожаный пояс, а охотничий нож в ножнах был пристегнут к левому бедру.

– Ничего. – Лицо Эви под завесой фальшивых виниловых волос отчаянно покраснело, и она задышала с присвистом.

– Ну хорошо, – сказала Лиза, хотя, конечно, ничего хорошего в этом не было. – Хорошо, – повторила она, стараясь убедить себя, что все в порядке. Совершенно нормально. Мир вокруг нее не сошел с ума. – Сэмми ждет нас на улице, – наконец сказала она и отвернулась. – Ах да, и моя мама очень расстроилась из-за пирога.