– Ах, вы не хотите меня обидеть? – переспрашиваю я. – Очень любезно со стороны лаксанки.

Принцесса неотрывно смотрит на меня; взгляд ее темных глаз мрачен и серьезен.

– Я всегда думала, что все лаксанцы ненавидят иллюстрийцев, – говорю я.

– Если бы это было так, – тихо спрашивает принцесса, – вы бы их осудили?

Лаксанцы подняли мятеж, потому что мы превратили их жизнь в ад. Так кто же все-таки виноват в смерти моих родителей? Сколько родителей потеряли лаксанцы за сотни лет угнетения?

– Нет, – уверенно отвечаю я. – Я бы не стала их осуждать.

Что сказано, то сказано. Я бросаю быстрый взгляд на Тамайю, ожидая увидеть самодовольную улыбку. Но принцесса лишь слегка склоняет голову и с любопытством смотрит на меня – словно пытается пробраться в мои мысли и понять, что я думаю и чего хочу на самом деле.

Если бы я сама знала!

– Ну вот, мы уже к чему-то пришли, – говорит она. – Кондеса.

Сердце сжимается. Я не она. Не Каталина.

– Знаете легенду о ягуаре?

– Что? – озадаченно переспрашиваю я.

– Эта история прекрасно описывает моего брата. Жил на свете король-ягуар, у которого было целое королевство с верными подданными. Но каждый день он смотрел вверх и завидовал птицам, которые могли летать высоко в небе. Король-ягуар хотел невозможного.

Я помню эту легенду.

– Он хотел летать.

Принцесса кивает.

– Ему было мало тех даров, которыми его наградили боги. Он все время хотел большего.

– Может, он думает, что брак с иллюстрийкой поможет ему заполучить поддержку моего народа?

Принцесса приподнимает бровь.

– Если вы станете королевой, они все равно не перейдут на сторону Атока. Хотя он мог бы добиться этого и без брака… если бы принимал другие решения.

Ее последние слова повисают в воздухе.

Принцесса берет еще немного пряжи из корзины.

– Как вы хотели бы править? Так же, как ваша тетя? И ее отец? И его отец?

Я начинаю ерзать на кушетке. Зачем она задает мне эти вопросы? Проверяет меня? В таком случае я не пройду ее проверку, ведь мне придется отвечать за Каталину. А она ни за что не захочет ничего менять. Кондеса хочет вернуть старый уклад жизни.

– Что бы вы изменили? – спрашиваю я.

– Я бы сделала систему справедливой, – отвечает она. – Мы все хотим одного и того же: чтобы у всех была возможность честно зарабатывать свой хлеб, выражать свои мысли без последствий; чтобы все дети – не только иллюстрийские – могли ходить в школу…

– В каком мире вы живете, принцесса? Это не похоже на Инкасису.

Ее глаза загораются.

– Но так может быть! Прислушайтесь к своему сердцу, кондеса. Я знаю, у вас есть свои амбиции, мечты и желания. В этом мы с вами похожи. Но почему так трудно поверить, что ваши враги могут стремиться к той же цели, что и вы?

На самом деле я ей верю. И это осознание потрясает меня до глубины души. Если все действительно так, для чего я жила все эти годы? А как же мои родители? А Каталина? Я жертвовала всем ради одной цели: чтобы она, истинная наследница престола, наконец стала королевой.

Принцесса внимательно смотрит мне в глаза и спрашивает:

– Вы верите, что это возможно? Если на троне будет правильный человек? Понимаете, о чем я?

Химена, двойник кондесы, понимает. Инкасисе нужен правитель, который объединит все народы. Если бы Аток правил так, как хочет его сестра, возможно, мы бы смотрели на вещи иначе. Но сейчас мысль о новом лаксанском монархе вызовет у иллюстрийцев только гнев и непонимание.

Аток ведет себя именно так, как ожидали иллюстрийцы. Алчный до власти. Нечистоплотный в достижении своих целей. Безжалостный и невежественный.

Тамайя была бы гораздо лучшей правительницей, чем Каталина, которая едва ли справляется с иллюстрийцами в крепости. Я уверена в этом так же, как и в том, что правильно брошенный кинжал всегда попадает в цель. А Каталина… Став королевой, она восстановит справедливость для своей семьи. Почтит память родителей. Она никогда не откажется от такой возможности. Даже ради всего серебра, которое скрывается в недрах горы.

Сердце замирает. А может, она все же сможет уступить?

– А что, если люди не меняются?

Принцесса негромко усмехается.

– Вы же сами в это не верите. Загляните внутрь себя, и вы поймете, что это возможно. Люди меняются. К лучшему или к худшему – как мой брат, например, – но никто не застрахован от изменений.

Я молча впитываю сказанное, но не могу избавиться от тревожного давящего чувства. Да, я вынуждена признать, что я изменилась. И эти перемены нельзя остановить, равно как нельзя обратить вспять горную реку.

– Я хочу доверить вам тайну, – говорит принцесса Тамайя, наклоняясь ко мне. – То, о чем знают лишь немногие. Мои сторонники. Вы, кажется, к ним не относитесь, но я вижу, что вы начали кое-что понимать. Я не враг.

– Я вам верю.

Спаси меня, Луна. Я правда ей верю.

– Я ищу Эстрейю не для того, чтобы победить Атока, – говорит принцесса и, глубоко вдохнув, добавляет: – Я хочу уничтожить ее.

Я раскрываю рот от удивления. Уничтожить самое мощное оружие в Инкасисе?

– Такое зло не должно существовать, – говорит она. – Никто не должен обладать таким смертоносным оружием. Ни Аток, ни вы, ни даже я. Подумайте о моем плане; не сбрасывайте его со счетов только потому, что сами поступили бы по-другому. Подумайте, что на самом деле было бы лучше для Инкасисы. Это все, чего бы я хотела. Честно.

Ее искренность, ее боль за будущее Инкасисы почти осязаемы: поговорив с ней, я почувствовала себя так, будто кто-то накинул теплое покрывало мне на плечи. Слова принцессы только подтверждают мои интуитивные ощущения: она мне очень и очень нравится. Да, это неожиданно. Но она правда мне симпатична. Возможно, в другой жизни мы могли бы стать подругами.

Эти мысли пробуждают во мне мучительное чувство вины. Я не должна забывать о верности и долге. О любви, которую испытываю к Каталине, и Ане, и своим погибшим родителям. Но вместе с тем я больше не хочу быть двойником. Ведь это такая роскошь – иметь свои собственные мысли и мнения, принимать собственные решения.

– Если вы решите, что это лучший путь для всех нас, то прошу: найдите Эль Лобо и сообщите ему местонахождение Эстрейи. Он уничтожит ее.

– Вы уверены, что ему можно доверять?

– Кондеса, этот человек сделал для Инкасисы больше, чем кто-либо другой. Я готова доверить ему собственную жизнь, – с блеском в глазах отвечает принцесса.

– Почему тогда вы не можете сказать ему сами?

Она лишь качает головой.