– Как «не было»?! – возмутился Паршин.

– Это я у тебя должен спросить!

– Господин Рюмин, но ведь мы вчера погрузили сейф в самолет… – начал Паршин.

– Я тебя просил лично, слышишь, лично проконтролировать, чтобы груз находился в самолете. Ты проконтролировал?! Я тебя спрашиваю, ты лично проконтролировал?!

Паршин не знал, что и говорить. Вчера он попросту боялся выходить из своего кабинета. А потом эти фальшивые маски-шоу, исчезновение адвоката Сомова…

– Простите, господин Рюмин, – собрав в кулак всю свою волю, наконец ответил Паршин. – Если все действительно так серьезно, наша компания выплатит вам страховку…

– Страховку?! Слушай сюда! – кричал Рюмин, в буквальном смысле нависая над столом Паршина. – За тот груз, который ты угробил, по жизни не расплатишься! За него еще дети и внуки, а то и правнуки твои будут мне должны!

– У меня нет ни детей, ни внуков, – пожал плечами Эдвард Паршин.

– Значит, жена твоя со мной и моими людьми расплатится. Своим телом. Натурой! Слышь?! Натурой! – еще больше заводил себя Рюмин.

– А жена моя в тюрьме, – ответил Эдвард Паршин, с ужасом представив, сколько раз она могла уже умереть, если бы сейчас была на воле. Ей ведь, как и ему, кто только сейчас не угрожает! И этот господин Крафт, и Рюмин, а главное – эти перерезавшие горло уже нескольким людям отморозки, каким-то образом связанные с делом двухтысячных годов, с «Драконом»…

И тут на его телефон пришла новая зловещая эсэмэска: «Одну птицу накачали наркотиками. Другую выпотрошили до отлета. Третья птица в клетке! Привет от «Дракона»!»

– Что там у тебя?! – крикнул Рюмин, буквально вырывая у него из рук мобильник.

Прочитав эсэмэску, Рюмин, как-то странно изменившись в лице, покачал головой:

– Ну и ну! Так у вас тут целая мафия!

– Господин Рюмин, – еще раз попытался найти компромисс Паршин. – Мы никогда не интересовались, но не могли бы вы мне сказать, что за груз там был? Возможно, мы смогли бы компенсировать или… Точнее, найти ему достойную замену…

– Компенсировать?! Замену?! Да ты, Паршин, в своем уме?! – закричал Рюмин.

– И все-таки? – почувствовав в словах собеседника некоторое замешательство, настойчиво произнес Паршин.

– Ладно… Чтобы ты понял, что никогда не сможешь со мной расплатиться, я скажу… – покачал головой Рюмин. – Я тебе скажу… В общем, я занимаюсь поставками редчайших самоцветов, огранку которых делают столичные умельцы. Они же готовят из них эксклюзивные ювелирные украшения. Вот эти украшения и были в том сейфе, который почему-то не могут найти на месте аварии. Восстановить то, что там было, невозможно. Ты понял, не-воз-мож-но! Мои специалисты просчитают, сколько это все могло бы стоить! И, уверяю, мало тебе не покажется!

– Не пойму только, – возразил Паршин. – Почему нужно было транспортировать эти украшения из Москвы? Что, здесь покупателей мало?

– Дорогой мой! У москвичей всегда есть выбор. Они зажрались! И покупают дешевую турецкую или египетскую дребедень. Только мне известно, где живут настоящие ценители эксклюзивных ювелирных изделий!

– Господин Рюмин, вы попросите, чтобы ваши специалисты просчитали цену погибших изделий. А мы соотнесем это с суммой оговоренной в нашем договоре страховки и подумаем, как можно компенсировать ваши потери, – наконец взяв себя в руки, произнес Паршин. Он вдруг вспомнил, что при заключении договора, как правило, постоянные клиенты, чтобы уменьшить сумму ежемесячных взносов, значительно занижают сумму страховки. И Рюмин тоже вряд ли когда-нибудь указывал настоящую сумму. Значит, любой суд больше, чем написано в договоре, не присудит.

До Рюмина наконец дошло, к чему клонит Паршин, и он изо всей силы ударил кулаком по столу. Страшно подумать, что бы было, если бы столешница была не из противоударного, а из обычного стекла! Но стол выдержал. А Рюмин, побледнев от боли, стиснув зубы, прошипел:

– Запомни, Паршин, ты заплатишь мне по полной! Слышь, по полной! И никакой суд мне, Рюмину, не указ!

– Еще посмотрим… – сказал Паршин, чуть придя в себя, и вполне миролюбиво добавил: – Жду вас через два дня в это же самое время с полным расчетом ваших потерь. Я думаю, мы обойдемся без суда.

– Ладно, просчитаем и придем, – вздохнул Рюмин и, не прощаясь, вышел из кабинета.

Эдвард Паршин перевел дух и почувствовал необыкновенную легкость от того, что через два дня, когда этот Рюмин явится выложить ему, сколько стоят пропавшие украшения, его уже здесь не будет. Он на минуту представил обескураженного, растерянного Рюмина и едва сдержал улыбку.

В принципе можно было собираться домой. Но Михаила все еще не было.

Паршин взглянул на часы, а затем, махнув рукой, взял портфель и вышел из кабинета. Плохих новостей на сегодня было более чем достаточно. Больше всего Паршин боялся, что в его кабинете сейчас могут нарисоваться даже не люди в камуфляже, которые вчера хотели его захватить, а работники отдела по борьбе с распространением наркотиков. В свете последних событий он для себя решил, что, если до завтра ничего не прояснится с Евой Грановской и ее сыном, он отправится в теплые края, как только Павел Шац принесет ему новый паспорт. Да что там! Даже из своего кабинета он готов выйти другим человеком. Пусть даже с усами и бакенбардами, как намекал Павел Моисеевич.

Лиза, которой наверняка давно не терпелось уйти домой, увидев, что шеф запирает дверь своего кабинета, подхватилась с места и с волнением проговорила:

– Ой! Куда вы? Михаил мне строго-настрого наказал, чтобы я вас никуда без него не выпускала…

– Пока что он еще у меня на службе, а не я у него, – с вызовом сказал Паршин. – Так что пусть меня догоняет.

С этими словами он спустился вниз, прошел через вахту к выходу, вышел на улицу и полной грудью вдохнул чуть посвежевший после грозы теплый летний воздух.

Он уже высмотрел свою машину, ключи от которой были не только у Михаила, поехавшего сейчас на служебной, но и у него.

Но дойти до авто не успел. Кто-то сзади закрыл ему рот мокрой тряпкой, и он буквально задохнулся в эфирном облаке.

Всю ночь Илларион Забродов просидел сначала с Еленой и Евой Грановской, а потом и один, пытаясь разобраться в документах, которые находились в злополучной папке. Второй экземпляр всех документов был в папке, которая оставалась у Евы. А эту, с оригиналами, при необходимости придется отдать Паршину. Если тот выдвинет требование: Митя или папка, – они, безусловно, даже не будут торговаться. Как успел убедиться Забродов, обе женщины были вполне адекватными. Эдвард Паршин охотился за папкой, понятно, не только и не столько ради того, чтобы скрыть следы своих махинаций. Очевидно, среди бумаг были те, которые дадут ему возможность получить солидный доход. И, как предполагал Забродов, это, скорее всего, была бумажка с непонятно для чего написанными цифрами. Для номера счета их было мало, для кода ячейки – много…