Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он обвел взглядом свои шумные, но не дающие ответа машины.
– Монкс, сэр? – спросил голос из словолитни.
– Ну да. Где Монкс?
– Монкс!
Мистер Блум взял свою вырезку. Пора уходить.
– Так я принесу эскиз, мистер Наннетти, – сказал он, – и я уверен, вы дадите это на видном месте.
– Монкс!
– Да, сэр.
Заказ на три месяца. Это надо сперва обдумать на свежую голову. Но попробовать можно. Распишу про август: прекрасная мысль: месяц конной выставки. Боллсбридж[467]. Туристы съедутся на выставку.
СТАРОСТА ДНЕВНОЙ СМЕНЫ
Он прошел через наборный цех мимо согбенного старца в фартуке и в очках. Старина Монкс, староста дневной смены. Какой только дребедени не прошло у него через руки за долгую службу: некрологи, трактирные рекламы, речи, бракоразводные тяжбы, обнаружен утопленник. Подходит уж к концу своих сроков. Человек непьющий, серьезный, и с недурным счетом в банке, я полагаю. Жена отменно готовит и стирает. Дочка швея, работает в ателье.
Простая девушка, безо всяких фокусов.
И БЫЛ ПРАЗДНИК ПАСХИ
Он приостановился поглядеть, как ловко наборщик верстает текст. Сначала читает его справа налево. Да как быстро, мангиД киртаП. Бедный папа читает мне бывало свою Хаггаду[468] справа налево, водит пальцем по строчкам, Пессах.
Через год в Иерусалиме. О Боже, Боже! Вся эта длинная история об исходе из земли Египетской и в дом рабства аллилуйя. Шема Исраэл Адонаи Элоим. Нет, это другая. Потом о двенадцати братьях, сыновьях Иакова. И потом ягненок и кошка и собака и палка и вода и мясник. А потом ангел смерти убивает мясника а тот убивает быка а собака убивает кошку. Кажется чепухой пока не вдумаешься как следует. По смыслу здесь правосудие а на поверку о том как каждый пожирает всех кого может. В конечном счете, такова и есть жизнь. Но до чего же он быстро. Отработано до совершенства. Пальцы как будто зрячие.
Мистер Блум выбрался из лязга и грохота, пройдя галереей к площадке. И что, тащиться в эту даль на трамвае, а его, может, и не застанешь? Лучше сначала позвонить. Какой у него номер? Да. Как номер дома Цитрона.
Двадцатьвосемь. Двадцатьвосемь и две четверки.
ОПЯТЬ ЭТО МЫЛО
Он спустился по лестнице. Кой дьявол тут исчиркал все стены спичками?
Как будто на спор старались. И всегда в этих заведениях спертый тяжелый дух. Когда у Тома работал – от неостывшего клея в соседней комнате.
Он вынул платок, чтобы прикрыть нос. Цитрон-лимон? Ах, да, у меня же там мыло. Оттуда может и потеряться. Засунув платок обратно, он вынул мыло и упрятал в брючный карман. Карман застегнул на пуговицу.
Какими духами душится твоя жена? Еще можно сейчас поехать домой – трамваем – мол забыл что-то. Повидать и все – до этого – за одеванием.
Нет. Спокойствие. Нет.
Из редакции «Ивнинг телеграф» вдруг донесся визгливый хохот. Ясно кто это. Что там у них? Зайду на минутку позвонить. Нед Лэмберт, вот это кто.
Он тихонько вошел.
ЭРИН, ЗЕЛЕНЫЙ САМОЦВЕТ В СЕРЕБРЯНОЙ ОПРАВЕ МОРЯ[469]
– Входит призрак, – тихонько прошамкал запыленному окну профессор Макхью полным печенья ртом.
Мистер Дедал, переводя взгляд от пустого камина на ухмыляющуюся физиономию Неда Лэмберта, скептически ее вопросил:
– Страсти Христовы, неужели у вас от этого не началась бы изжога в заднице?
А Нед Лэмберт, усевшись на столе, продолжал читать вслух:
– Или обратим взор на извивы говорливого ручейка, что, журча и пенясь, враждует с каменистыми препонами на своем пути к бурливым водам голубых владений Нептуна и струится меж мшистых берегов, овеваемый нежными зефирами, покрытый то играющими бляшками света солнца, то мягкою тенью, отбрасываемой на его задумчивое лоно высоким пологом роскошной листвы лесных великанов . Ну, каково, Саймон? – спросил он поверх газеты. – Как вам высокий стиль?
– Смешивает напитки, – выразился мистер Дедал.
Нед Лэмберт хлопнул себя газетою по коленке и, заливаясь хохотом, повторил:
– Играющие бляхи и задумчивое лоно. Ну, братцы! Ну, братцы!
– И Ксенофонт смотрел на Марафон, – произнес мистер Дедал, вновь бросив взгляд на нишу камина и оттуда к окну, – и Марафон смотрел на море[470].
– Хватит уже, – закричал от окна профессор Макхью. – Не желаю больше выслушивать этот вздор.
Прикончив ломтик-полумесяц постного печенья, которое непрерывно грыз, он тут же, оголодалый, собрался перейти к следующему, уже заготовленному в другой руке.
Высокопарный вздор. Трепачи. Как видим, Нед Лэмберт взял выходной.
Все– таки похороны, это как-то выбивает из колеи на весь день. Говорят, он пользуется влиянием. Старый Чаттертон[471], вице-канцлер, ему двоюродный то ли дедушка, то ли прадедушка. Говорят, уж под девяносто. Небось и некролог на первую полосу давно заготовлен. А он живет им назло. Еще как бы самому не пришлось первым. Джонни, ну-ка уступи место дядюшке. Достопочтенному Хеджесу Эйру Чаттертону. Я так думаю по первым числам он ему выписывает иногда чек а то и парочку дрожащей рукой. То-то будет подарок когда он протянет ноги. Аллилуйя.