И поклялся отомстить.

* * *

Первым ощущением Джины после того, как она пришла в сознание, было то, что она перемещается куда-то; вторым — потрясение от того, что она еще жива. На мгновение эйфория от того, что она все еще на этом свете, затмила все остальное. Потом прорезалась боль — резкая, режущая боль в левой части головы. И почти сразу к ней добавилась тошнота. Она застонала и стиснула зубы, боль усилилась и стала совершенно невыносимой. Джина едва не захлебнулась, потеряла равновесие и почувствовала, что падает…

Она лежала на чем-то жестком, и ее рвало прямо на мостовую. Кто-то поддерживал ее, не давая упасть лицом в грязь. Как-то разом вернулось воспоминание: направленный ей в лицо пистолет, грохот, вспышка… Она забилась, решив, что все еще находится в руках того психа, что он несет ее куда-то, чтобы прикончить или допросить…

— Эй, спокойно!

Кто бы ни держал ее, он оказался сильнее Джины, не дав ей вырваться. Джина с трудом подавила нахлынувшую панику и медленно подняла взгляд. Она лежала, прижатая к чьему-то бедру. Державший ее человек был одет в платье из грубой шершавой ткани. Потом она встретилась взглядом с женщиной, чье лицо скрывалось в тени широкополой шляпки. Несмотря на боль, дурноту и страх, Джина поняла, что женщина эта совсем бедна. Платье и плащ ее превратились в лохмотья; шляпа насквозь промокла под дождем. Глаза ее на мгновение блеснули в свете уличного газового фонаря, а потом она заговорила, и голос ее был так же беден и оборван, как она сама.

— Слышь, милка, — тихо произнесла женщина, — и вид же у тебя. Да уж, задала ты мне жару, гоняться за тобой по всему городу — чтоб тебя под конец только что не укокошили.

Джина выпучила глаза, пытаясь определить, в своем уме эта женщина или нет. А может, это сошла с ума она сама? Безумные, веселые глаза снова блеснули в газовом свете, когда порыв ветра задрал на мгновение поля шляпы. Оборванка покосилась на тучи; блеснула молния, обещая усиление дождя.

— Ох, он тебя недострелил, так все одно помрешь, без теплого плаща-то, и мне еще найти чертова врача, чтоб посмотрел на эту твою голову. Кровищи до ужаса, но на деле не так уж страшно, как кажется. Так, царапина над ухом. Чертовски тебе, милка, повезло, чертовски повезло.

Джина испуганно уставилась на нее. Ее терзали тошнота, боль и крепнущая уверенность в том, что она попала в руки еще одной сумасшедшей из Нижнего Времени. И тут эта сумасшедшая пригнулась к ней еще ближе.

— Боже праведный, детка, ты и правда меня не узнала, нет?

Джина невольно разинула рот.

— Ноа?

Негромкий смешок детектива потряс ее. Джине еще ни разу не приходилось слышать, как Ноа Армстро смеется. Впрочем, если подумать, то за три дня знакомства у них было не так уже много поводов для смеха. Она медленно зажмурилась, пытаясь выдавить из головы противный туман. За три дня? Но Ноа с Маркусом отправились через Врата Дикого Запада. Вернее, должны отправиться. Завтра утром, если считать по вокзальному времени. Ноа Армстро вообще не полагается быть здесь, в Лондоне, в вечер прибытия Джины. Почти за сутки до отправления Ноа с Маркусом с ВВ-86: в Денвер…

Так и не разобравшись в каше, царившей в ее голове, Джина только и смогла, что беспомощно спросить:

— Откуда вы взялись? Как сюда попали?

Она подняла руку и ощупала голову. Почти вся она была закрыта повязкой из грубой ткани, влажной и липкой на ощупь.

— Давай-ка я понесу тебя дальше, детка, — услышала она голос Армстро. — Ты едва жива от всего этого.

Туман продолжал клубиться в голове Джины, когда руки Ноа осторожно подняли ее и понесли — куда-то в западном направлении.

— Но…как?..

— Ну разумеется, через Нью-Йорк. Сели на поезд в Колорадо, оторвались от хвоста и благополучно затерялись в Чикаго… Помнишь того мальчика со станции, Юлия? Его нарядили тобой, в твое платье и парик? — Голос Ноа на мгновение прервался. — Его застрелили. Черт, это моя ошибка, мне нельзя было выпускать парня из виду! Я знал, что Сарнов следит за нами, но не ожидал, что он так скоро осмелится на засаду. Мы доставили мальчика к врачу, но…

— Нет… — всхлипнула Джина, не в силах слушать дальше.

— Прости, Джина. В общем, он не выжил. Бедняга умер прежде, чем мы смогли ускользнуть из лагеря. Я еле смог вытащить оттуда Маркуса с девочками: гиды «Путешествий» и врач требовали ответа, что же там все-таки случилось.

У Джины потемнело в глазах.

— О Боже… — Она не решалась посмотреть в глаза правде. Только не тот славный паренек из Нижнего Времени, с которым они познакомились в подвале отеля «Замок Эдо». Он был моложе даже ее… В глазах ее защипало, а к горлу подступил комок, когда она стиснула зубы, чтобы не зареветь в голос. Сколько еще людей погибнет ради того, чтобы сохранить ей жизнь?

И тут она вспомнила про Йаниру.

— О Боже! Йанира!

Шаги Ноа на мгновение замедлились.

— Я знаю. Моя попытка проследить его сорвалась: он почти сразу скрылся в лабиринте улиц Сохо. Точно так же, как потом поступили и мы. Нам надо было уносить ноги: как-никак перестрелка со смертельным исходом. Швейцар и люди из проезжавшей кареты уже звали констебля.

— Но… Ноа, но ведь он ее унес…

— Ты не знаешь, кто это?

Она подавила приступ страха, попытавшись вспомнить что-то, кроме дула пистолета, смотревшего ей в лицо, того спокойного голоса, говорившего, что лично против нее он ничего не имеет…

— Он сказал, что он врач. На него наткнулась Йанира, пока я дралась с этим киллером. Он, наверное, стоял за той колоннадой.

Детектив кивнул.

— Да, это Опера, как раз на пути от того места, где на вас напали.

— Он пощупал у Йаниры пульс, а она… с ней словно припадок случился. Пыталась вырвать у него руку, начала выкрикивать что-то. Не знаю, что именно, но, наверное, очень страшное. По-древнегречески. В общем, он ее понял, и его лицо… Он просто зарычал на нее. В жизни не видела такой ненависти, такой убийственной злобы…

Ее перебил тихий голос Ноа:

— Тебе это не кажется чертовски странным?

Джина только задрожала и крепче прижалась к детективу.

— Он на меня посмотрел. Только раз посмотрел и сказал: «Простите, старина, лично против вас я ничего не имею». И выстрелил.

— Чертовски странно. Вообще не похоже, чтобы он был из Верхнего Времени.

— Нет! — От волнения голос ее сорвался. — Мы должны найти ее! Это я… я не помешала ему…

— Нет, не ты. И не спорь! Бога ради, детка, тебе пришлось трое суток уходить от погони — после всех убийств в Нью-Йорке, после потрясения, что ты испытала, узнав о своей беременности, после того, как тебе пришлось убить человека на ВВ-86, а саму тебя едва не застрелили у гостиницы «Пикадилли», а потом еще раз — перед Оперой? Какой-то псих из Нижнего Времени стреляет тебе в голову, и ты еще винишь себя? После всего этого? Детка, ты провернула уйму дел, а ведь ты даже не профессионал. Я — профессионал. И уж мне-то совсем зазорно облажаться так, как вышло. Мне не удалось перехватить вас у Сполдергейт-хаус, меня едва не поймали за кражей коня, чтобы преследовать вашу карету, и в довершение всего мне так и не удалось добраться до «Пикадилли» вовремя и помочь вам. В результате, когда началась стрельба, мне пришлось привязать этого чертова коня в квартале от гостиницы и бежать за вами в этих проклятых намокших юбках. Да, детка, мне удалось облажаться, как зеленому новичку, а в результате этот тип выстрелил в тебя и похитил Йаниру. И не вздумай винить в этом себя, Джина Кеддрик. Тебе чертовски здорово удалось по крайней мере вытащить ее из этой проклятой гостиницы живой.