Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отсиделся. Открыл сразу помутневшие глаза.
Леха тем временем промывал рану тем же вином.
– Стас, шить надо. Иначе хана! – тихо, чтобы не слышали остальные, прошептал он.
– Надо, так шей, – бездумно ответил Стас так, словно речь шла о дырке в кармане. – Войтик, душа моя, прогуляться хочешь? Или сначала подвигами перед родичами похвастаешься?
Войтик обиженно фыркнул.
– За кого меня держишь, командир?
Вот оно, тлетворное криминальное влияние Толяна. Стас сотворил грозное лицо и бросил строгий, как ему казалось, взгляд в сторону дверей, где промелькнуло круглое розовощекое лицо.
– Так если не очень устал, бери завтра с утра Веселина, Толяна и сладкую парочку – Третьяка с Плетнем. Ну, и Темного за компанию. И возвращайся в Сумерки. Зайди как можно дальше. Только место с колпаком обходи стороной. Я хочу знать все. Кто, где, почем… Или зачем? Понял?
Войтик мотнул головой.
– А то нет?
– Пойдешь на цыпочках. Никакого хулиганства и мордобоя.
Войтик поскучнел, но спорить не стал.
«На больных не обижаются», – догадался Стас.
– Я помню, вождь, – твердо ответил он.
И Стас, глядя в его опечаленное лицо, сжалился.
– Буду ждать тридцать дней. На обратном пути разрешаю немного пошалить. Легко и незатейливо. Тем более что кто-то обещал мне подпалить эти заросли, да к тому же еще и к едреней фене.
Войтик заулыбался и Стас тут же постарался остудить его бедовую голову.
– Убьют, на глаза мне не показывайся.
Войтик вытаращил глаза, стараясь понять непонятное. Но затем, видимо, решив, что командир заговаривается, успокоился. Украдкой посмотрел на Алексея, но тот в ответ пожал плечами. Де, я-то тут при чем? Груздень вообще отвернулся. Пивень колдовал над своими вонючими травами, отварами и прочей колдовской дребеденью. Да к тому же пытался понять, как эта дылда Леха будет зашивать дыру в командирском боку. Что это, драные портки что ли?
– Не напрягайся Войтик, – шепотом успокоил его Толян из-за спины. – Прикалывается над тобой командир. Шутка юмора такая.
– А, ну да! – облегченно вздохнул Войтик и исчез в дверях, чтобы не нарваться на шутку пострашнее.
– Леша, и ты, Груздень, со своими десятками пойдете вдоль края Сумерек. Все крепости, в каком бы виде они ни были, должны быть наши. Особо не хамите, но и не церемоньтесь. Если понадобится, оставляйте на воеводстве своих ребят. Из тех, что потолковее и посмышленей. Пять дней пути в ту и другую сторону. Итого десять… дан приказ ему на север, ей – в другую сторону!
Стаса таки развезло.
– Хмурый! Тебе, брат Хмурый, достался самый сладкий кус. Воеводствуй пока в Волчке, – он выпил подставленную Лехой под руку чарку, поморщился, поискал закуску и, не найдя, скорбно уронил: – Спиваюсь, как алкаш, без закуси… Завтра же начинай ставить вокруг посада добротный тын. И не гляди ты жалобными глазами по сторонам. У них своих забот с макушкой. Не до тебя.
Хмурый виновато опустил голову.
– Какой из меня воевода, вождь? – несмело возразил он, с тайной надеждой глядя в сторону Пивня.
Но Стас, уже с трудом ворочая языком, оборвал его, не дав полностью изложить внятно и подробно самые веские доводы и сомнения в своей полной профнепригодности, зародившиеся в необъятной груди и не загаженном знаниями мозгу.
– Отставить! Начальству видней. Все, судари мои, пики к бою, шашки наголо… В атаку рысью марш-марш! Леха шей!
И, упав на лавку, уснул мертвым сном.
Проснулся он от дикой головной боли. Язык во рту не ворочался. К гортани присох. Открыл глаза и скосил их в сторону крохотного волокового оконца. Темно. Сколько же он проспал? Уснул – еще светло было. Часов пять? Семь? Или больше?..
Прислушался к ране в боку. Ноет. Но гораздо меньше. Тугая повязка ребра внутрь вдавила. Леха от всей души постарался. Не пропали даром «горячие точки» для парня.
В углу дымно чадит плошка с плавающим в масле фитилем.
Или не плошка?
На стене – огромная косматая тень.
Конечно. Как без волхва обойтись?
Чадит своими травами и прочей дрянью. Губами шлепает. Священнодействует. Заклинания творит. Или как это у них называется?
Надо же, как споили! После суровых милицейских будней так не надирался, как Леха вчера угостил. Даже когда свои две большие звезды на три маленьких поменял, и то в гостиницу на своих двоих самостоятельно добрался, и что характерно – в здравом уме и твердой памяти. Или почти твердой…
Пивень, заслышав его возню и кряхтенье, повернул к нему свою лохматую голову.
– Оклемался, Слав? – улыбнулся он почти так же, как улыбались, входя к нему в госпитальную палату, военные врачи. – А и здоров же ты на сон, Слав. Без малого три дня и три ночи провалялся колодой.
– Ну да? – удивился он, вставая с лавки.
Голос скрипучий. Противный. Дерет, как ржавым гвоздем по железу. В ушах зазвенело.
– Алексей передал… Как проснется командир, так сразу влей в него наркозу. Да побольше. Слово мудреное. Не наше. А по-нашему, так чарку зелена вина покрепче. И боль как рукой снимет.
Не было отродясь у Стаса святой российской привычки клин клином вышибать, но сейчас этот зараза-клин засел где-то глубоко и насмерть. По доброй воле сам выходить явно не собирался.
Морщась, поднес чарку ко рту. В нос ударил острый мерзкий запах, да такой, что передернуло от пяток до макушки.
– Чашу пити, здраву быти! – улыбнулся Пивень. – Испей, Слав. Вино с травами заветными. Да старым словом забытым наговорены. Хворь как рукой снимет.
Добродушно, как древний, убеленный сединами деревенский дед опростоволосившегося внука, убеждал его волхв.
– Спаиваешь? – попробовал улыбнуться Стас. – Смотри. Привыкнет мой неокрепший организм к зеленому змию, и покачусь по наклонной. А кому за это ответ держать придется? Все на тебя свалю.
Затаил дыхание и одним махом выплеснул питье в рот. Как это ни странно – питье через горло проскочило легко. Нигде не зацепилось и, вопреки ожиданьям, назад не запросилось.
Нашарил под лавкой потрепанные кроссовки.
– Не суетись, Слав. В детинце все идет своим чередом. День-другой дело и без тебя обойдется, – придержал его Пивень. – Хмурый из кожи вон лезет. Сам покоя не знает и другим не дает. И как ты его среди многих умудрился разглядеть? От Серда о таком и не слышали прежде.
– От Серда о многих не слышали. А кого ни тронь рукой, то и золото, – неохотно ответил он.
И недовольно подумал: «Вот няньку Господь послал. Насиделся молчком, а теперь рта не закроет. А того понять не может, что еще слово выслушаю, и из ушей польется».