За стеклом двери ничего не было видно – в коридорах тоже царила тьма. Положив пальцы на алюминиевую ручку, я замерла. Может, не стоит? Выгнавшая меня из дома злость уже улеглась, сменившись еле тлеющим раздражением. Наверное, лучше вернуться и обо всем забыть. Однако я, практически вопреки собственной воле, распахнула дверь и затаила дыхание. Сирена так и не взвыла, а охранник с дубинкой наперевес не выскочил из-за угла. Отлично.

Отсутствие света не мешало ориентироваться в здании – я неплохо знала планировку. Правда, не представляла, откуда начинать поиски. Коридор, уходящий влево, где располагался кабинет Ричарда, я решила пропустить и направилась в сторону кафедры искусств. Маму всегда тянуло именно туда.

Пройдя сквозь вращающиеся двери, я увидела, что в нескольких классах горит свет, и глубоко вздохнула, готовясь к неприятному разговору.

– Вам чем-нибудь помочь? – раздался за спиной голос. Судя по подозрительным интонациям, помочь мне могли только одним – показать дорогу к выходу. – Школа закрыта, и посторонним вход запрещен.

Замечтавшись о спасении мамы из лап коварного Ричарда, я совсем забыла об осторожности и проворонила момент, когда кто-то вышел из кабинета. Надо же было так влипнуть! Я медленно повернулась.

– Эмма! Ох, Господи боже мой, я тебя не узнала. – Женщина, уже готовая огреть меня скульптурой по голове, вдруг раскрыла руки для объятий. – Ты какого черта разгуливаешь здесь в темноте? Перепугала до смерти. Я же не знала, что ты сегодня приедешь.

Я тоже этого не знала, но не стоит рассказывать Дженис, бывшей маминой коллеге, что именно меня сподвигло.

– Солнышко, ты как? – тем временем щебетала она. – Мы все за тебя переживали. Такая трагедия!

Я рассеянно кивала. Присутствие Дженис еще больше выбивало почву из-под ног. Эта милая дружелюбная женщина, больше всего на свете обожавшая сплетни, в свое время была маминым заместителем и закадычной подругой. Уже по одной этой причине стоило проявить больше вежливости.

– Спасибо, все хорошо.

Дженис похлопала меня по руке, наверняка не упустив из виду отсутствие кольца на безымянном пальце.

– Как жаль, что вам пришлось отложить свадьбу… – сокрушенно покачала она головой, а мне в ее словах почудился намек на вопрос. Выходит, Ричард здесь никому не рассказал, что мы расстались?

Решив обойтись многозначительным «угу» (Дженис, к счастью, не стала выпытывать детали), я покосилась на освещенную студию позади. В любой момент оттуда могли выйти Ричард с мамой, поставив меня в еще более неудобное положение.

Дженис неправильно истолковала мой взгляд.

– Они в «Си четыре», большой студии. Ты успеешь к ним присоединиться.

Я замешкалась, не зная, что ответить. Как бы не стать завтра главной темой для сплетен в преподавательской.

– Э-э… А что они там делают?

Дженис как будто удивилась.

– То же, что и обычно.

Не самый информативный ответ. Я выдержала паузу. Дженис не из тех, кто любит молчание, может быть, скажет что-то еще. Она меня не разочаровала.

– Так мило с его стороны…

Я выдавила улыбку. Последнее время я только и делала, что опровергала концепцию насчет «милого Ричарда». Однако посвящать Дженис, пожалуй, не обязательно.

– Да.

– …Ведь это так много для нее значит!

– Конечно.

– Как подумаю, просто комок в горле встает…

Понятно. Без прямых вопросов не обойтись.

– Дженис, простите, но чем именно Ричард тут занимается с мамой?

– Показывает ей выставку. Как обычно. А ты разве не поэтому приехала?

– Ах, выставка, – с облегчением выдохнула я. Это было давнее мамино детище: она целую вечность искала спонсоров для небольшой картинной галереи, где выставлялись бы лучшие детские работы. – Вы сказали «как обычно». То есть это не впервые?

Дженис смущенно приподняла брови, не понимая, что происходит. Добро пожаловать в мой мир.

– Нет. Ричард привозит ее третий год подряд. Как правило, когда школа уже закрыта и здесь никого нет. А я стараюсь не выходить из кабинета. Твоя мама очень расстраивается, если с ней здороваются люди, которых она не помнит. Не хочется ее пугать. Ей ведь так нравится смотреть на детские рисунки.

Я стояла посреди коридора, чувствуя себя полной дурой. Ричард вел себя поистине благородно, тайком привозя сюда маму. Он никогда об этом не говорил, не искал благодарности… А я чуть не выставила себя настоящей сволочью!

– Он что, ничего не рассказывал?

Я замотала головой, и Дженис нежно улыбнулась.

– Согласись, это в его духе? Он очень милый и внимательный мальчик. Настоящее сокровище.

Я не знала, что ответить. Не признаваться же, что я избавилась от этого «сокровища» с той же легкостью, с какой выбросила его кольцо?

– А теперь иди к ним, – велела Дженис, подталкивая в спину. – А я пока посижу в кабинете, чтобы Фрэнсис меня не заметила.

Дождавшись, когда она скроется в классе, я медленно пошла по коридору. Сквозь стеклянные двери в самом его конце я видела Ричарда и маму. Стены зала были увешаны картинами и эскизами, один из углов занимала большая витрина с глиняными скульптурами. Мама неторопливо обходила выставку, пристально изучая каждый экспонат и указывая на некоторые детали. Ричард следовал за ней, внимательно слушая. Уж не знаю, рассуждала ли она здраво или, как порой случалось, несла какую-нибудь чушь, по его лицу этого было не понять. Он стоял и невозмутимо улыбался, изредка кивал и задавал вопросы. Я не слышала, о чем именно он спрашивает, но мама при этом загоралась воодушевлением и охотно отвечала. Не помню, когда в последний раз видела ее такой счастливой. Бросив на них прощальный взгляд, я развернулась и ушла.

Старинные часы в коридоре пробили час. Господи, неужели и в самом деле так поздно? Но часам придется поверить – они не отставали ни на минуту с того дня, как отец принес их из аукционного дома. Он так и не признался маме, во сколько они обошлись, однако сам этот факт выдавал, что немало. Как и то, что с тех пор отец забыл про аукционы.

Покончив наконец с макияжем, я откинулась на спинку удобного мягкого стула. В комнате было непривычно жарко, и я забрала волосы, чтобы хоть немного остудить взмокшую шею. Несмотря на осень, солнце палило от души. Хорошо, что дождя нет, иначе духота стала бы невыносимой.

Старые деревянные створки протестующе заскрипели, когда я распахнула окно, чтобы впустить в спальню свежий воздух. Некоторые из автомобилей, припаркованных на подъездной дорожке, уже двинулись в сторону церкви. За шумом двигателей слышался стрекот соседской газонокосилки, легкий ветер доносил сочный травяной запах. Он перебивал аромат цветов, стоящих на антикварном комоде.