У меня сжалось сердце, но то, что я хотела сказать ему, было слишком важным, чтобы я остановилась.

– Я старалась не обращать внимания, что ее уже нет рядом со мной. – Я старалась не замечать слишком многое. – Я использовала тебя, чтобы забыться. И я сбегала с уроков. И пила текилу. – Сделай глубокий вдох, Маккензи. Мое сердце выпрыгивало из груди. Я судорожно вцепилась в его рубашку. – Внутри меня много слоев боли. Такой сильной, что я не могу выразить это словами. А под этими слоями настоящий ад. Мучительный и кровавый. Это агония. Страдание. Пытка.

И самоотрицание. Оно лежало в подоплеке всех моих действий. Казалось, что внутри меня мрачная, черная дыра.

Его рука сжала мою талию, но его прикосновение стало другим. Уже не чувственным, а скорее успокаивающим.

– Я не могла ответить на твое признание, потому что так было бы нечестно и по отношению к тебе, и по отношению ко мне. Я хочу ответить, лишь когда буду чувствовать это, и только это. Уиллоу больше нет, и я всегда буду чувствовать себя так, словно половина меня умерла. Но я знаю, что когда-нибудь мои раны затянутся. Я не хочу сказать, что стану в один прекрасный день совершенно нормальной, но я хочу сказать, что не могу ответить тебе, пока эта боль не стихнет. Сейчас в моей душе нет места для всего этого. Пока что.

Я притянула его к себе и почувствовала его удивление. Он едва удержался от того, чтобы прижаться ко мне всем телом. Он постарался сохранить между нами какое-то расстояние, хотя бы один дюйм, но и это было слишком много для меня. Я хотела почувствовать всего его.

Это успокаивало меня, но я хотела не просто успокоения. Я хотела большего.

Райан положил руку мне на затылок и коснулся большим пальцем моей щеки.

– Я понимаю, что ты хочешь сказать мне, и не обижаюсь на тебя.

– Правда?

Он покачал головой, не сводя глаз с моих губ.

– Когда я написал тебе это, я знал, что ты не можешь ответить мне тем же. Я не поэтому послал тебе это сообщение. Я послал его потому, что считал – так будет правильно. Я хотел, чтобы ты знала. Но я понимаю тебя. Правда.

Он снова застонал и склонился надо мной. На секунду его губы коснулись моих, а потом он отстранился.

Но я потянулась за ним, приподнявшись на цыпочках, не желая прерывать поцелуй.

Он прижался лбом к моему лбу, и наши взгляды встретились.

– Ты скажешь мне это, когда сможешь, а я всегда буду рядом.

И я ощутила умиротворение. Это было такое прекрасное чувство!

Я обняла его и прижалась к нему.

Два месяца спустя

Пятое занятие у психотерапевта

Я сидела на диване у Наоми, а она – напротив меня.

Сказать, что я – добровольно или нет – участвовала в предыдущих четырех занятиях, было бы явной ложью. С первого занятия я просто ушла. На втором отказалась что-либо говорить. На третьем я задержалась чуть дольше и признала очевидный факт: Уиллоу умерла. А на четвертом ошарашила ее сообщением о моих отношениях с Райаном.

Наоми улыбалась мне, но в ее улыбке была настороженность, и я почувствовала угрызения совести.

Ей было лет тридцать с небольшим, и у нее была смугловатая кожа. В этот день она распустила волосы, и ее лицо обрамляли черные кудряшки. Иногда она наносила на них гель, но сейчас они были пушистыми и непокорными.

Мне они нравились. Казалось, они отлично сочетались с веснушками на ее лице. Эти кудряшки словно не хотели, чтобы их укрощали. Они хотели жить самостоятельной жизнью.

Я могла поговорить с ней. Немного. Эти занятия у психотерапевта до недавнего времени были единственным ограничением, которые на меня наложили родители после смерти Уиллоу. Вначале они дали мне слишком много свободы, но теперь все кардинально изменилось.

– Как дела дома?

Я ждала, пока Наоми заговорит, и при этих словах посмотрела на нее. Я была немного удивлена. Обычно она вела себя дружелюбно, но была твердо намерена заставить меня говорить. Однако сегодня все было по-другому.

Она казалась искренне заинтересованной.

Я немного расслабилась и неожиданно ответила:

– Лучше.

У нее чуть не отвисла челюсть, но она закашлялась, поправила блузку и села попрямее.

– Что ты имеешь в виду под словом «лучше»?

Я рассказала ей обо всем.

Я не видела причины, почему бы мне не быть искренней с ней, по крайней мере, хоть немного. Я по-прежнему не хотела говорить об Уиллоу, но моя семья – это было совсем другое.

Когда я закончила, я взглянула на часы. Я говорила двадцать минут. И все это время она молча слушала меня.

– Исходя из моего опыта, столкнувшись с большим горем, семьи или сплачиваются, или разваливаются. То, что твой отец решил расстаться с вами, не кажется мне таким уж необычным. Но необычно то, что ты вмешалась, что-то сказала, и тебя услышали. – Она пристально посмотрела на меня. – Ты изменила ход событий. Ты осознаешь, что ты сделала?

Я нахмурилась. Я не понимала, о чем она говорит, и начала уже жалеть о своей откровенности.

– Ты помогла своей семье, Маккензи.

– Что?

– Ты решила все высказать своим родителям, и они прислушались к тебе. Я общалась со многими детьми, в семьях которых случалось большое горе. Некоторые из них не высказывали родителям все, что они чувствуют. Некоторые высказывали, но их никто не слушал. Я могу лишь догадываться о причинах, по которым твои родители решили расстаться. Но ты сказала, что отец вернулся домой?

Я кивнула.

– Да, он живет дома с тех пор, как я поговорила с ним. И мама тоже.

– А твой маленький брат снова в своей школе?

– В будние дни, а на выходные он возвращается домой.

Теперь по субботам мы все ходили в кино.

Она сложила руки на коленях и подалась вперед.

– Я не знала твою сестру. Я никогда не встречалась с ней, но могу сказать тебе одно: она гордилась бы тобой.

Я почувствовала себя неловко.

Наоми сказала много приятных слов обо мне, но всякий раз я пыталась сменить тему. Шутила. Спорила с ней. Задавала ей нелепые вопросы, например, почему у нее в кабинете мало комнатных растений. Я даже пыталась запугать ее. Я сказала, что, если она не перестанет хвалить меня, я почувствую себя так, словно она клеится ко мне, и подам на нее жалобу. Она лишь улыбалась и продолжала говорить мне о том, что хорошего я сделала после смерти Уиллоу.

Но она ошибалась.

Все ошибались. Я видела, что мои родители смотрят на меня по-другому после того случая с Мэллори-разлучницей и эпохального скандала с отцом. Казалось, что они смотрят на меня так, словно видят в первый раз.