— Ну, вот я так и жила. Как хотелось. Вернее, не совсем так. Хотелось-то совсем по-другому… Но так не получалось, как было в мечтах.

— Ты меня совсем запутала, Настюш…

— Да некогда мне было думать о мужиках, Глеб! — психанула от того, каким глупым выходил разговор. И от того, что приходится признаваться в своей перед ним слабости. — Я сына растила. Ему еще четырех нет, и только совсем недавно он смог оставаться без меня. А потом другие проблемы начались — учеба, фирма, акции эти несчастные…

— Зря я так Залесского прессовал, получается…

— Ты вообще зря его трогал. Этот человек мне очень помог в тот момент, когда был совсем не обязан это делать. Он… Игорь — действительно, хороший человек. Не надо ему больше мешать.

— Я ревновал. И хотел, чтобы он свалил от тебя подальше.

— Говорю же — зря. Можно было прийти и поговорить по-хорошему. И времени столько не терял бы, и моих нервов, и Залесскому жизнь не попортил бы.

— Так. Я понял. До меня только сейчас начало все доходить. — Глеб аккуратно ссадил меня на кровать и неожиданно заметался по комнате. Начал вещи собирать, спешно на себя натягивать.

— Решил, что пора валить от меня, такой проблемной? Снова? — Я так устала от резких перепадов эмоций за сегодняшний день, что даже не вздрогнула. Просто прилегла, удерживая голову локтем, и внимательно наблюдала за суетой.

— Нет. Я пошел за цветами.

— А… Вот как… Помнишь еще, какие мне нравятся?

— Помню. Только, мне кажется, ты тогда обманывала меня. Выбирала самые простые хризантемы, чтобы не разорить. Так же?

— Тогда сам выбирай, какие захочешь. И попробуй не угадай!

Вообще-то, искать в ночи зимой цветы — очень интересное занятие. Но если ему так приспичило — пусть бродит.

— И, кстати, Глеб, — окликнула его, уже выходящего в подъезд.

— Хочешь поцеловать меня?

— Нет. Купи, пожалуйста, какой-нибудь еды. Я что-то проголодалась…

Я уснула. Закрыла за Глебом дверь, вернулась в постель — просто немного полежать и подумать. Как закрылись глаза и отключилась думалка — не заметила.

Очнулась от того, что надрывался бесконечной трелью телефон, а во входную дверь настойчиво тарабанили. Подскочила, теряясь в пространстве, кое-как откопала трубку под кроватью, ответила. Сказала «Алло» в тот же момент, когда и открыла дверь.

— Настя, что случилось?! — У Глеба были шальные глаза. Он захлопнул дверь за собой, сгрузил прямо на пол какие-то кульки и свертки, шагнул ко мне, одним движением впечатывая в себя. — Я минут пятнадцать стоял под дверью!

От него пахло морозом, и куртка была холодная, зато руки, жадно оглаживающие меня, — горячие. Он словно ощупывал, проверял — все ли целое, все ли органы на месте…

— Я уснула. Не сразу услышала, как ты звонишь и стучишь. Прости, что заставила волноваться…

— Это я сглупил. Нужно было сразу ключи попросить… — Глеб неохотно выпустил меня из объятий, начал неторопливо раздеваться. Я с каким-то непередаваемым удовольствием следила за этим процессом.

Пришел. Волновался. Мелочь, вроде бы, а так душу греет…

— Завтра вызову мастера, чтобы звонок вам отремонтировал. Уже боялся, что кто-нибудь из соседей вызовет охрану или полицию. И докажи им потом, что я не сумасшедший поклонник…

— Вызывай. Я не против. — Мелькнула мысль, что можно просто дать ему запасную связку. Но… это было бы слишком быстро. И чересчур смело с моей стороны.

— Ты бы сходила, обулась, что ли… И, может быть, даже оделась? — я так и бродила в одной рубахе на голое тело. В кои-то веки можно расслабиться — не надо стесняться бабушку и сына. И вот — на тебе. — Мне все очень нравится, честно. Только будет жаль, если перед Новым Годом простудишься.

— Никакой в тебе романтики, Глеб.

— Тебе хочется романтики с соплями и кашлем? — он разувался, поэтому не сразу поднял на меня взгляд. А в нем — никаких шуток, все серьезно.

— А может, мне хочется поболеть, и чтобы кто-то обо мне заботился? — Включила режим капризной дурочки. Давно уже не было такой возможности, почти что никогда. А вот с Глебом — всегда было можно.

— Давай, сначала в Москву сгоняем, с семьей познакомимся, а потом уже расслабляйся, как понравится. Ок? И я бы предпочел заботиться о тебе здоровой…

Пришлось изображать вселенскую грусть и печаль на лице и брести в спальню, чтобы утеплиться. Болеть перед Новым Годом — глупо и недальновидно.

Когда вернулась, Глеба в прихожей уже не было. На кухне горел свет. А на входе в нее меня встретили сразу три огромных букета. Вот прямо все три он мне в руки и впихнул.

— Господи, а зачем так много, Глеб? — спросила из любопытства больше. Ведь, все равно, приятно. Глупо и расточительно — покупать сразу столько цветов. Но удовольствие от их получения никуда не спрячешь.

— Разве это много, Настя? — он уже отвернулся к столу и сосредоточенно доставал что-то из пакетов. — Ты мне сына родила. Я должен был притащить охапку прямо к роддому.

— Так. Один есть. Поняла. — Разглядывала, пытаясь решить, какой из них хотела бы получить за Макса. Остановилась на белых розах. Потрясающе нежных и ароматных. Давно не встречала цветов из магазина, чтобы у них был какой-то запах. А у этих был, и они становились еще более особенными. — Рассказывай, что с остальными.

— Один — за то, что ты меня любишь. Прости, что всего один, но я боялся, что больше не унесу.

— Вот как… А я разве тебе что-то такое говорила? — по моим прикидкам, последний раз слова о любви звучали еще до того, как он ушел от меня. Однако, могла и ляпнуть что-нибудь, когда сходила с ума в его объятиях. Вроде бы и не считается, когда говоришь в состоянии аффекта, но Глебу разве докажешь?

— Даже если не говорила, мне хочется думать, что все так и есть. — Глеб огляделся по сторонам, явно что-то разыскивая. — Где у тебя вазы?

— Где-то были. Нужно поискать… — меня не устроил его уход от такой важной темы. Не до конца еще разобралась. — А если ты ошибаешься, Глеб? Может, окажется, что все это — отголоски старых эмоций. Вдруг, у нас ничего не получится опять?

— У нас есть веский повод, чтобы постараться, Настя. Максимом зовут. Правда, придется менять ему отчество и фамилию… Но не думаю, что это будет слишком проблематично. — Он нахмурился, словно вспоминая о чем-то. Подошел ближе, взял из рук цветы, которые я так и держала, прижимая к груди, отложил их в сторону. Обнял мое лицо ладонями, рассматривая, словно в первый раз. — И мне достаточно будет того, что тебя люблю я. Серьезно, Настя. Ничего от тебя требовать не буду. Просто не отталкивай и не выгоняй.

— Вот как… Когда ты выходил из дома, казался немного более уверенным… Что вдруг случилось? — Глеб, который о чем-то просит, — нонсенс. Он мог настаивать, требовать, чаще — ставить перед фактом. А вот таким я не видела его никогда.