Сантьяго все еще пребывал в недоумении; правда, оно уменьшилось с тез пор, как они въехали на автостоянку аквариума. Но вопросы копились.

— И сколько людей на Полис-плаза, один, знают, что ты здесь делаешь?

Мор пожал плечами:

— Комиссар. Может быть, прокурор федерального судебного округа или министр юстиции. Точно сказать не могу. Но им велено помалкивать.

Сантьяго вспомнился недавний эпизод.

— А Деррикс?

— Да. Как руководитель контртеррористических операций он должен быть в курсе.

— О чем вы говорили в участке Центрального парка?

— Он любопытствовал. Сказал, что слышал обо мне из разговоров в силах специального назначения. Спрашивал, единственный ли я.

— Единственный кто?

— Специалист из ССН, внедренный в управление полиции.

Сантьяго почувствовал, как опускается желудок.

— И ты единственный?

Мор снова стал Рыбьей мордой, это совпало с появлением акулы. Глядя на них, разделенных несколькими футами воды и стекла, Сантьяго подумал, что ошибался. Мор не походил на тех существ, которых он ловил в море. Мор не та рыба, которая попадается на удочку. Мор был опаснейшим хищником, как акула, скользящая в холодной темной воде возле него.

— Не знаю, — честно ответил Мор, и кровь у Сантьяго похолодела в жилах. Мысль о неизвестном количестве превосходно обученных, закаленных в боях психов вроде Мора, выпущенных в Нью-Йорке полицейскими значками и достаточной огневой мощью, чтобы уничтожать целые городские кварталы, не знающих удержу, пугала его. Даже больше, чем та езда с Мором в машине.

— А ведь существуют законы, запрещающие такие вещи.

Сантьяго решил, что подобное замечание сделать стоит.

Мор неприятно фыркнул.

— Официально я здесь для помощи в борьбе с наркоторговлей. По закону это легально. Морская пехота давно сотрудничает с бюро в борьбе с наркотиками, не знаю почему. Внедрение в спецназ отличное прикрытие, я действительно обучаю обращению со снайперской винтовкой; полицейским это очень нужно. Вызваться добровольцем в ОАБ была моя идея, и, насколько мне известно, предметом обсуждения это ни разу не становилось. До сегодняшнего дня.

Мор подался ближе, и Сантьяго с трудом подавил желание отступить назад.

— Закон по своей природе реакционен, детектив Сантьяго. Он всегда играет в пятнашки. Но поскольку Нью-Йорк разоряется, боссы решили, что пора действовать. Я не должен производить аресты, допрашивать подозреваемых или давать показания в суде. Не должен вмешиваться в процесс. — Сантьяго послышалась в последнем слове легкая насмешка. — И не беспокойся, все очки достанутся тебе. Что еще?

— Что ты делал на крыше библиотеки вчера вечером?

— Занимался изучением таксомоторного бизнеса, чтобы получить какую-то подготовку. Будучи там последний раз, я обратил внимание, что несколько автофургонов стоят в этом квартале на стороне Четырнадцатой улицы. Люди вносили ящики с бутылками, стереосистемы и все такое. Мне стало любопытно, почему кто-то устраивает вечеринку в ресторане, считающемся закрытым несколько лет назад.

Если ты разведчик и снайпер, то привыкаешь подолгу сидеть на одном месте. Наблюдаешь, ждешь, и терпение вознаграждается в конце концов какими-то интересными сведениями. Я очень терпелив. Когда этот библиотекарь поднялся со мной на крышу, я спровадил его и остался. Толпа начала собираться около половины десятого. Я наблюдал за движением такси с помощью этой штуки… — Мор показал что-то похожее на фонарик. — Это монокуляр ночного видения. И записал номера некоторых с фонарей на крышах. Машина Аруна возвращалась дважды, та, которую Байджанти Дивайя водит для нас, тоже. Я оставался там достаточно долго, чтобы увидеть работу охранников. Похоже, они знают свое дело — выбросили одного парня будто мешок с мусором. Кажется, я уже видел его раньше. Потом я ушел. Меня никто не заметил. Еще что-нибудь?

Сантьяго не знал. Его положение так резко изменилось за один день, что он не представлял, о чем спрашивать.

— Что за фантастический пистолет ты носишь?

— «Хеклер и Кох», рассверленный под патрон сорок пятого калибра.[50]

— А чем плохи девятимиллиметровые?

— Разведчики пользуются сорок пятым.

— Потому и держишь табельный пистолет в ящике стола?

— Я получил его в спецназе. «Глок» продается для вооружения полицейских по всему миру. Мое оружие сделано на заказ специально для меня в оружейной мастерской в Куонтико, как и для всех разведчиков.

— Я думал, вы все преданы своим винтовкам.

— Так и есть.

— Тогда почему ты попросил выписать для тебя М-четыре? Своего нет? И разве ты не мог получить карабин в спецназе?

Мор издал звук, похожий на вздох.

— Детектив, постарайся запомнить. Меня здесь нет. Я должен быть неприметным.

— Ты называешь неприметным то, что сделал с тем задержанным? Позволь тебе кое-что сказать; если я смог тебя раскусить, значит, при желании, сумел бы кто угодно из полицейских. Я захотел только потому, что должен работать вместе с тобой.

Мор нахмурился.

— Как ты раскусил меня?

Сантьяго сказал ему о квитанции по уплате штрафа за превышение скорости, которую нашел через Центр сбора информации о преступлениях. Мор выслушал, глядя в аквариум, и кивнул. Сантьяго прямо-таки видел, как он мысленно делает себе выговор за неосторожность.

— Слушай, это было год назад. Все остальные пропустили бы это. Ты не пропустил.

— Как уже сказал, я должен работать вместе с тобой. И знаешь, то, что ты делал в Афганистане, здесь не годится. Тебе нужно выглядеть как полицейский, думать и действовать как полицейский, не так, будто каждую смену собираешься рассчитаться с мерзавцами из Талибана, стреляющими из гранатометов. Пусть мы задерживаем правонарушителей, но это все-таки люди; у них есть права.

Мор уклончиво хмыкнул.

Они немного помолчали, наблюдая за акулой, плавающей по своему древнему кругу.

— Карла выпустят через несколько дней, — прохрипел Мор. — Пойманные акулы долго не живут, если их не выпустить. Они не созданы для неволи.

Сантьяго подумал, не хочет ли Мор сказать ему этим что-нибудь.

— Когда начнем ликвидировать эту сеть, — продолжал Мор, словно они обсуждали цвет шнурков для обуви, — ты не всегда будешь меня видеть. Нам придется поддерживать связь скрытно. Мне нужен для тебя какой-то позывной, которого никто не знает, на тот случай если те, за кем мы охотимся, могут перехватывать информационный поток управления.

Сантьяго задумался. Как ему пришло на ум то прозвище, он не знал, но оно годилось.