– Нет, Мила. Мы пойдем дальше.

Я прикрыла глаза. А на мгновение унеслась куда-то далеко-далеко, туда, где парят птицы. Подо мной было бескрайнее море и простор. Несколько лодок проплывали внизу, они разрезали гладь воды, оставляя позади себя белую пену, что умирала под силой тяжелых волн. Интересно, из этой пены вышла Афродита? Какая была ее волна, ее пена?

Я пролетела над этим маленьким островком. Там, оказывается, был просто лес и обрыв, с которого, наверное, так весело прыгать. Пролететь бы ближе, опуститься чуть ниже. Но верхушки деревьев могу зацепить мои крылья, повредить их. И я лечу дальше…

– Мила! Ты заснула, – Глеб сонными глазами смотрит на меня

– Ты тоже.

Этот день будет казаться мне бесконечным. Мы бродили еще по улочкам, заходили в различные магазинчики. Глеб купил мне картину с видом на гавань, а я ему шляпу как у Сицилийского мафиози. Мы потом долго смеялись, когда он примерял ее и смотрелся в зеркало. Было сделано столько фотографий, что в какой-то момент я боялась за память своего телефона.

Потом поцелуи.

У того фонтана.

У стены дома, под балконом.

В маленьком, укромном уголке. Там был вход в жилой дом, и расставлены полюбившиеся мне терракотовые горшки с большими пальмами. Нас никто не замечал. А может, просто не мешали наслаждаться друг другом.

У входа в католический храм. Он маленький, но уютный. Каждый звук и каждое слово отдавалось эхом от стен. И тогда говорить уже не хотелось, мы просто ходили вдоль большого зала, взявшись за руки.

Поцелуи на лестнице, поцелуй у входа в ресторан.

– Ты знаешь, где открывается самый красивый вид на город? На старую его часть?

– Где?

Глеб посмотрел на закатное солнце, и потянул меня в сторону главных ворот.

– Самый классный вид со стен города.

Лучи окрашивают стены и крыши домов в теплый оттенок. Теперь мы чуть выше них, а дома и люди кажутся игрушечными, ненастоящими. Море покрыто рябью. Вдали я вижу проплывающие корабли и яхты.

Мы останавливаемся у угловой стены и смотрим в одном направлении. Символично звучит, но это самое правильное и верное действие сейчас. Глеб обнимает меня со спины и дарит короткий поцелуй в шею.

– Ты знаешь, тогда во Франции мне казалось, что мир рухнул. Мечты рухнули, я сама провалилась на самое дно. Пыталась что-то делать, как-то еще держаться на плаву, а не получалось.

– Почему с тобой такое было?

Я пугаюсь, что сказала лишнего. Окружающая меня обстановка настолько расслабила, что я забыла, все забыла.

– Ничего такого. Просто неудачная поездка оказалась.

– Странно, балеринка…. И что, совсем тебе там было плохо?

– Да. Очень. Мне тебя там не хватало. И поддержки твоей, руки, помощи, – последнее слово стараюсь произнести нейтрально, но голос слегка дрожит.

– А сейчас?

– Сейчас, – я поворачиваюсь к нему, такое хочу сказать глядя в глаза, – я вернулась к той Миле, которая была раньше. Нет, я помню все свои ошибки, привычки уже другие, вся эта правильность и безукоризненность моя, я все знаю, Глеб, и работаю над этим. Но… я думала мои чувства к тебе уже в прошлом. Я ведь… черт, я даже забыла тебя на какое-то время, – прикрываю глаза, сейчас вспоминать это больно, как меня касался другой, целовал другой. Мы нежилась в постели, и он шептал мне нежности на ушко. Это будто не со мной было, в еще одной жизни.

– Забыла?

– Да. – Прижимаюсь к нему. Не хочу это говорить, но понимаю, что нужно все высказать.

– Тебе нравилось? С ним? – от его голоса становится холодно, он ледяной, как это море в зимние месяцы.

– Какой ответ ты хочешь услышать?

– Честно? Я не знаю. Говорил же, что ревную, – злая ухмылка.

Смотрю в глаза ему. А Глеб всматривается вдаль. Солнечные лучи греют землю. Они последние и еще держатся за горизонт.

– Идем дальше?

– Нет, сначала ответь.

Закусываю нижнюю губу, оттягивая время.

– Ты с ним кончала? – шепчет он мне ухо, голос с соблазнительными нотами, с легкой хрипотцой, но он злой. – А? Балеринка?

– Прекрати, – я пытаюсь вырваться из его тисков, что сдавили с двух сторон. Воздуха перестало хватать.

– Ответь, тогда отпущу.

– Тогда принимай правила игры, – мое шипение, оно раздается над его ухом. И было бы у меня жало, я бы его ужалила.

– Ты с ним кончала? Правда или действие?

– Да, Глеб. Я с ним кончала. И мне нравилось. Мне было хорошо.

– Сука.

Он прикусывает мою губу, а затем посасывает ее. Перед тем как грубо ворваться языком в мой рот. Сминает мои губы, без капли жалости и сострадания. Только всеобъемлющая жестокость и грубость. А я отвечаю тем же. Если делает больно он, делаю и я. Так мы зализываем наши раны, и вместе с тем наносим новые.

– Хватит, – отталкиваю я от себя. Мне нужен вдох, один единственный.

Глеб не слушает, сильнее прижимает меня к себе. Люди вокруг что-то говорят, возможно, возмущаются. Потому что то, что сейчас между нами происходит, уже мало похоже на романтический момент между двумя влюбленными.

Меня словно уносит, та волна что в море. И я уплываю. Далеко-далеко.

Глеб проходит вдоль шеи. Его касания немного грубые, он вкладывает в них свою боль, что так и не смог выплеснуть. Она затаилась в укромных уголках его вселенной. И тихо существовала, пока я снова не ворвалась в его жизнь.

Грудь ноет, и я хочу, чтобы он прикоснулся к ней. Пусть так же грубо и отчаянно. Но только его руки.

– Больше никогда о нем не говори, поняла меня?

– А то что?

– Придушу, ясно? – он дышит часто, а голос тихий-тихий, его слышу только я. Но от его слов становится тепло, оно перетекает из каждой клеточки в соседнюю. Улыбка больше не про радость и свободу. Она про то, что моя бездна рядом. И именно с ней я и могу сосуществовать.

– Глеб?

– М? – шумные вдохи у линии шеи.

– Я хочу бокал вина. Безумно.

Он отстранился от меня и уставился своими темными глазами.

– Есть одно место, – на лице еще нет улыбки, но по голосу понимаю, что наша буря позади. Так ведь всегда и было. Мы вместе доходим до края, потом вместе ныряем, в самую глубь, на дно, и вместе поднимаемся. Только вот почему не смогли выбраться рука об руку тогда?

Мы спускаемся по лестнице и идем снова по улочкам старого города. Я скоро начну здесь ориентироваться. Небольшой ресторан, где столики расположены на улице. Вечерние огни уже