Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хозяин таверны поставил на стойку бутылку и второй стакан и удалился. Всего пять минут назад в таверне бурлила жизнь, а теперь доктор Кальмениус и Карл остались с глазу на глаз, и в помещении стало так тихо, что Карл мог слышать шепот огня в печи, несмотря на громкое биение собственного сердца.
Доктор Кальмениус налил в стакан бренди и подтолкнул его к Карлу. Карл молчал. Он выдерживал взгляд незнакомца почти целую минуту, а потом стукнул кулаком по стойке и крикнул:
— Черт возьми, чего вы хотите?[48]
Второй отрывок — из сказки под названием «Я был крысой!» Старички Боб и Джоан решают приютить Роджера, мальчика-пажа, который уверяет, что прежде был крысой. Они дают ему миску хлеба с молоком, и Роджер, к их изумлению, пытается лакать прямо из миски.
— Что ты творишь? — воскликнула Джоан. — Боже мой, боже мой! Так нельзя! Возьми ложку!
Мальчик поднял голову — брови у него были в молоке, хлеб набился в нос, с подбородка капало.
— Бедняжечка! Совсем ничего не умеет, — вздохнула Джоан. — Ну-ка, пойдем умоемся, милый. Приведем тебя в порядок. Ох, а руки-то какие грязные! Только посмотри на себя!
Мальчик попытался посмотреть на себя, но тут же снова уставился на миску с молоком и хлебом.
— Это вкусно, — пробормотал он. — Мне нравится…
— Никуда твоя миска не денется, — заверил его Боб. — Я за ней присмотрю. Не волнуйся, я уже поужинал.
Мальчик страшно удивился — и как будто не поверил. Пока Джоан подталкивала его к кухонной раковине и наливала горячую воду из чайника, он то и дело оглядывался на Боба и миску, и даже когда старушка принялась умывать его, так и норовил вывернуться у нее из-под рук, чтобы посмотреть, держит ли Боб свое слово.
— Так-то лучше, — сказала Джоан, вытирая его полотенцем. — А теперь будь так добр, возьми ложку. Странно, что тебя не научили манерам, когда ты был пажом.
— Я был крысой, — объяснил мальчик.
Теперь, как и было обещано, мы попробуем отыскать кое-какие фундаментальные частицы и связанные с ними силы — понять, что эти частицы собой представляют и что они делают. Поиски фундаментальных частиц материи — невероятно увлекательная история: каждое следующее открытие перечеркивало предыдущие. Все состоит из воды, сказал Фалес. А вот и нет, все состоит из огня, сказал Гераклит. Да нет же, на самом деле есть четыре первоэлемента — огонь, вода, земля и воздух. Ничего подобного, фундаментальная частица — это атом, само название которого означает «неделимый». Как бы не так! Разделить атом можно, и он состоит из еще более мелких частиц — электронов, протонов и нейтронов. Но и это еще не предел: мы идем дальше, погружаемся еще глубже в микромир — и открываем уйму всякой экзотической мелочи: кварки, нейтрино и тому подобное, — причем с такими странными свойствами, что их даже толком и представить невозможно. И вот одна из последних теорий: оказывается, самые маленькие из этих частиц — вовсе и не частицы, а петли вибрирующих струн… Поиски ответа на вопрос, из чего состоит материя, продолжаются по сей день: насколько я понимаю, уже и теорию струн кто-то ставит под сомнение.
Но из чего состоят истории? Может быть, из слов? На первый взгляд вроде бы да: ведь многие истории действительно доходят до нас в форме слов, письменных или устных. Да, историю можно рассказать в словах. Но картинки тоже неплохо справляются с этой задачей. В некотором приближении, пусть и условно, это удается даже балету: танцовщики тоже могут показать, что происходит сейчас и что за этим следует. Но все-таки речь — одно из лучших средств для передачи истории, потому что она по природе своей последовательна. Речь разворачивается во времени, как и сама история: одно событие влечет за собой другое и следует из предыдущего. Кроме того, времена встроены в саму грамматику языка, а это позволяет с высокой точностью обозначать и порядок событий, и их продолжительность, и так далее.
И все же мы не вправе утверждать, что истории состоят из речи. На мой взгляд, они не могут состоять из средства, которое используется для их передачи. Сразу выскажу свою точку зрения: я полагаю, что истории состоят из событий. Фундаментальные частицы истории — это самые маленькие события, какие только можно найти. Настолько маленькие, что их фактически можно считать абстрактными. Масштаб, в котором мы живем, масштаб нашего тела и обыденного, повседневного сознания, находится примерно посередине между космическим масштабом и квантовым уровнем, и одна из характеристик этого среднего масштаба — индивидуальные различия. Каждый человек, каждое лицо, каждая история обладают собственной индивидуальностью и отличаются от всех остальных. Конечно, некоторые книги очень похожи друг на друга, но если нам, к примеру, попадется какой-нибудь роман, полностью идентичный другому, то мы назовем это плагиатом. Но если мы перейдем на уровень микромира, то увидим, что в этом новом масштабе все объекты одинаковы. Все они абстракты, нейтральны, лишены каких-либо оттенков или эмоциональной окраски, — примерно как параллелограмм или математическое уравнение. Некие абстрактные частицы повествования.
На одной из таких маленьких абстрактных частиц я и хочу сегодня сосредоточиться. И это будет… коротенькая история о выливании какой-либо жидкости из сосуда. Только и всего. У нас есть жидкость, и мы ее куда-то выливаем.
Одна из причин, по которым меня так интересуют эти фундаментальные частицы, в том, что они помогают объяснить нечто такое, что без них остается непонятным. А именно: в наш мозг ежесекундно поступает огромное количество информации, особенно через глаза, но, несмотря на это, мы без труда и практически бессознательно извлекаем из повествования самую его суть. Каждый квадратный миллиметр нашего поля зрения чем-то занят. Иными словами, через глаза в нас непрерывно вливается ниагарский водопад информации, но мы почему-то не тонем.
Ян Вермеер, «Молочница»
А не тонем мы потому, что наше бессознательное непрерывно сортирует и интерпретирует всю эту информацию. И проделывает это так ловко, что мы даже не замечаем, как это происходит: нам кажется, будто вся информация сортируется сама по себе. В сущности, мы находимся в положении какого-нибудь немыслимого богатого монарха-самодержца, наподобие Людовика XIV, за которого все повседневные дела выполняют тысячи слуг, обязанность которых — справляться идеально со своей работой и оставаться невидимыми. Каждого из нас днем и ночью обслуживает грандиозный штат дворецких, лакеев, экономок, кухарок, садовников, секретарей и делопроизводителей. Они раскладывают для нас по полочкам всю поступающую информацию, отделяя важное от неважного во всей непрерывно меняющейся череде форм и красок, которые проходят у нас перед глазами. Благодаря им мы понимаем суть происходящего, даже не замечая всей этой напряженной бессознательной деятельности. И среди прочего они соотносят различные элементы всей этой мешанины с фундаментальными частицами нарратива — чтобы мы, например, взглянули на картинку и сразу поняли: «Ага! Тут кто-то поливает цветы».