– Мне так казалось. Но знаешь… – я мнусь, – кажется, в одиночестве еще хуже.

– Я никогда не умел говорить нужные вещи в нужное время, – Адам неловко потирает шею, – но, может, ты хочешь поговорить с кем-нибудь?

Хочу ли? Самой сложно сказать. Может, если я выговорюсь, станет легче. А может, и нет, и тогда я только стану в глазах Адама еще большим нытиком. Но я молча киваю и следую за ним куда-то в глубь лагеря, а затем в гору. Мы идем долго, так долго, что свет костров и звуки стихают за нашими спинами. Здесь, позади палаток, на пригорке, лежит длинное бревно, как будто поваленное кем-то специально, чтобы сидеть. Я вскарабкиваюсь на него, провожу рукой по шершавой коре. Отсюда лагерь как на ладони: палатки превратились в треугольники, а костер – в тлеющий кончик сигареты, от которого поднимается бледный дым. Адам садится рядом, и кожа его кажется серебристой от лунного света.

– Я знаю, что тебе сейчас нелегко.

Он ждет, когда же я выговорюсь, но все мысли из моей головы словно ветром сдуло.

– Просто я…

Плотнее укутываюсь в одеяло, пытаюсь согреться, но холод не снаружи, а где-то внутри меня.

– Все закончилось, теперь ты здесь. И я с тобой. – Адам оказывается рядом слишком быстро, я даже не успеваю понять, что произошло. Его губы обжигают, они просто не могут быть такими горячими. Я чувствую, что вот-вот расплачусь снова, поэтому опускаю веки. Голова кружится, я теряю ощущения времени и пространства. Исчезает холод, исчезает лагерь, исчезают все мои мысли и воспоминания. Остаемся только мы – озябшая девчонка, окончательно потерявшая себя, и парень, который столько раз спасал ее жизнь.

Думаю, сегодня он спас меня снова.

– Свадьба? – поражаюсь я.

– Да, – Агата улыбается, – считай, это приглашение.

– Здорово, – я теряюсь, не знаю, что в таких случаях принято говорить, – поздравляю вас.

– На «ты», пожалуйста. Мы ведь уже не в Центре.

Неужели и правда свадьба – здесь? И платье будет, и подарки?

– Не хочешь сходить со мной прогуляться? Мне нужно собрать корешки, чтобы сделать настойку для дезинфекции.

– Конечно, – я сразу соглашаюсь. Я давно хотела поговорить с Агатой. Она возвращается в свою палатку; я жду, пока она соберется и переоденется.

– Пистолет, – показывает она. – Привыкай всегда брать с собой, если отходишь от лагеря.

Меня такому учить уже не нужно: жизнь научила. Никогда не забуду дикарей, выскочивших из-за моста и ударивших Гарри. Что было бы, не будь у меня тогда оружия?

Денек выдался солнечный. Утром я проснулась в палатке Адама, завернутая в его одеяло; сам Адам еще спал, как и его сосед, и я не стала их будить. С утра я была сама не своя. Не знаю, почему Адам привел меня к себе, но я тогда очень замерзла и была готова уснуть где угодно, только бы в тепле. А его руки были такими горячими и держали так крепко, что я ничего не смогла поделать. Я давно не спала так сладко.

– Я так рада за вас. За тебя, – пытаюсь я вести беседу. – Наверное, вы с Русланом очень долго этого ждали.

– Верно, два года. Но теперь все будет по-другому. У всех нас.

– Даже не верится, что мы сбежали.

– Ошибка Бернева, – Агата задумчиво закусывает губу, – в том, как он поставил себя. Он не может никому доверять в собственном Центре. У него почти нет верных людей. Ему казалось, что стоит дать людям кров, еду и удобства – и они будут молчать. Но мы – ты, я, Адам и остальные, – мы не такие. Мы смотрим и слушаем. Мы чувствуем обман. И мы не будем сидеть, сложа руки, когда нас используют. Многие из тех, кто работает в Центре, делают это из страха. Или просто потому, что нет выбора, как мы с тобой. Но таких людей тяжело контролировать. Как видишь, мы все только и искали возможности сбежать. И нам это удалось… и не только это.

– Не только? Вы… ты имеешь в виду, что Кирилл и Руслан собираются уничтожить Центр?

Агата вздыхает. Ну да, вот и настало время все мне рассказать. Я заслужила понимать, что происходит. Она решает зайти издалека:

– Ты, наверное, понимаешь, почему Бернев хотел вернуть меня после побега.

Как я могу понимать? Мне до сих пор ничего не объяснили.

– Я говорила тебе о работе, которую вела недавно с другими врачами.

– Вакцина?

– Верно. Мы были очень близки к успеху, но нас вынудили все бросить в последний момент. Но недавно Бернев стал требовать, чтобы я закончила вакцину. Я задалась вопросом: для кого она? Для самого Бернева и людей из правительства, которые все это спонсировали. Они хотят получить иммунитет к вирусу; но если его получит простой народ – Пентес падет. Кто станет жить здесь и работать за кусок хлеба, когда вокруг – целый мир, в котором можно строить свою судьбу и не бояться заболеть? Я не стала отказываться, но задумала украсть вакцину и сбежать с ней, если смогу завершить формулу. Я была близка к этому, как никогда. И я знала, что скоро нужно будет уходить, поэтому приготовила все вещи, сделала копии своих записей и спрятала их в Центре. Я закончила вакцину, но никому не сказала об этом. Тянула время. А потом Бернев узнал, что мы готовим побег, и меня схватили.

– Что стало с теми записями?

– Они здесь, со мной. Будь у меня оборудование, я уже давно сделала бы вакцину для всех, кто в ней нуждается.

– И как теперь быть? – я хмурю брови.

– Для этого мы и хотим пробраться в Центр. Всего пара часов – и все будет готово.

– А Бернев хотел вернуть тебя, чтобы ты все же сделала эту вакцину для него… – догадываюсь я.

– А еще потому, что все мои записи пропали. Я уничтожила их, когда за мной пришли охранники. Одно нажатие кнопки – и вся информация стерта. Знаешь, будь Бернев умнее, я обменяла бы себя на вас, и у него уже была бы вакцина. Но он пожадничал.

– И остался ни с чем!

– А теперь мы заберем у него и Центр. Ты даже не представляешь, как он пожалеет.

– А что потом? Какие у нас… планы?

– В коммуне ты можешь сама решать, чем заниматься. Я попросила тебя стать разведчицей в Центре, лишила тебя права выбирать. Но теперь это только твое дело.

Я не впервые задумываюсь о том, кем хочу быть. Но на этот раз у меня есть ответ:

– Я могу помогать тебе?

– Ты хочешь стать медиком? – она удивленно поднимает бровь.

Я не знаю точно, хочу ли я этого. Но чем еще я могу заниматься? Я вспоминаю, как Ната без конца читала свои медицинские книжки, смотрела картинки с латинскими подписями; как наизусть рассказывала главы моей сестре. Может, если бы я не рвалась в разведчики, а осталась бы медиком, ничего бы не случилось. Может, Ната была бы жива, хотя мы обе сейчас были бы в Центре. И мне кажется, что я должна поступить именно так – стать врачом. Возможно, спасти несколько жизней вместо того, чтобы калечить.