– Последнее звено! – не себе говорит, а словно вертолетчикам отдает приказ Талгат.

Он выслушивает количество взрывов и после этого спокойно выходит в облако пыли. Знает, теперь некоторое время можно спокойно бродить по галерее, превратившейся в площадку. Он слышит одновременный топот ног. Это исполнительный алжирец Джазир возвращается с помощниками.

– Камней много... – из пыльного облака кричит Талгат. – Таскайте, заваливайте эти два коридора. Сами уходим через щель и заваливаем ее...

Кто-то оказывается рядом, вытаскивает большущий осколок стены из-под ног Талгата, тащит. А он выходит на самый край, перешагивает то, что было некогда стеной – не очень прочной, но все же стеной, и шагает дальше, на самый край, ближе к месту, где можно чистый воздух увидеть. Но там останавливается, ждет, когда глаза привыкнут. Пыль оседает медленно. Но скоро Талгат уже видит склон под ногами, а еще через несколько секунд видит и дальше, видит дорогу, от которой поднимаются, торопясь, крепкие парни в серо-грязной камуфляжке. А впереди, слегка опережая группу, идет человек в грязно-зеленой камуфляжке.

Этого человека Талгат узнает сразу...

Рука Талгата лежит на пистолете. Даже из его «девяносто второй» «беретты» проблематично попасть в человека с такого расстояния. Но он и не желает стрелять. Он просто сжимает рукоятку тяжелого оружия и слегка улыбается.

А потом, чувствуя, как оседает пыльное облако в том месте, где он стоит, отступает на бывшую галерею. Видит, с каким старанием, в каком темпе, себя не щадя, работают его люди. И начинает помогать им. Проходы закрываются до прихода федералов.

– Еще один проход... Валите камни... Вот этот, первый... Успеваем...

– Он же в сторону ведет...

– Потому и валите... И здесь... Прямо к стене...

– А здесь-то зачем, – ворчит бритый чеченец, земляк Талгата, – они сейчас подойдут...

– Успеваем... Пусть в стену упрутся, попотеют, как мы... И заминировать! Все завалы... Заминировать... – командует Талгат.

Он забирается в узкое отверстие последним, бросив взгляд в облако пыли.

Но и на той стороне не спешит уйти. Дожидается, когда закончат свою работу минеры. А потом за ними проверяет каждый участок. Сделано правильно. И пусть с этой стороны торчат провода и растяжки. Камни-то будут с той стороны сворачивать... Они сами растяжки и потянут... Если, конечно, потянут... На ОМОН еще можно надеяться... Но там же и Сохно...

Звук выстрела почему-то остался неслышимым. Звук пробитого стекла, как ни странно, тоже. Никакого переполоха. Значит, часовой на посту спит более крепко, чем пленник в своей комнате, и сны ему, должно быть, снятся с выстрелами, если он не слышит то, что услышать должен. Часовой просто обязан был обратить внимание на такой звук. А если он опытный, он обязан и понять его происхождение. Ни бесшумные винтовки типа «винтореза», ни пистолеты с глушителем не способны стрелять совсем без звука. Это известно всем. И этот звук должен слиться воедино со звуком пробитого стекла. Есть шум... Реагируй! Поднимай тревогу! Вызывай командира!

Впрочем, рядом проходит оживленная автомобильная трасса. Оттуда звуки доносятся даже в комнату к Алданову. Вполне можно допустить, что часовой принял эти звуки за пришедшие именно оттуда. И все равно – плохой часовой, никуда не годный часовой...

Некоторое время Виктор Егорович стоит у стены в задумчивости. Что предпринять? Потом усмехается и решает дать возможность событиям развиваться своим чередом. Но на кровать, как человек опытный и мудрый, пока не возвращается – все еще всматриваясь в стекло. И не напрасно. Минут через пять через двор в трех шагах от окна выходит горилла с человеком, держащим в руках «калаш» со сложенным прикладом. Все ясно. Горилла договорился с часовым. Они даже останавливаются на пару секунд против окна, рассматривая отверстия и прислушиваясь к звукам. Потом расходятся в разные стороны. Если нет реакции, считают, что задача выполнена с ювелирной точностью. Виктор Егорович удивляется – где таких наивных делают?.. Результат обязательно надо проверять! Это закон. А они удовлетворены выстрелом и дырами в стеклах...

Теперь за окном тишина. И потому Алданов может уже спокойно прилечь, уверенный, что проверка состоялась. Не захочет горилла рисковать с контрольным выстрелом. Он и без того слишком рискнул. Но, прежде чем прилечь, отставной ликвидатор любуется чужим непрофессионализмом. Пальцем забирается в горячую еще дырку, оставленную в подушке. Пуля прошила ее насквозь, прошила матрац и застряла скорее всего в панцирной сетке. Сетка спружинила и выдержала удар. Этот звук Алданов слышал, а звук удара в стену – нет.

Теперь лежа можно все спокойно обдумать и сделать вывод. А вывод Виктор Егорович делает однозначный. Не все в группе бандитов так уж благополучно, и авторитет ичкерийского куратора Зинура далеко не стопроцентный, как тому самому, похоже, кажется... Этим при необходимости можно воспользоваться, хотя действия самого Зинура покажут расстановку сил. А там и свои действия не грех предпринять... Может быть, уже пора?

* * *

Заснуть после такого происшествия, естественно, уже невозможно. И Алданов просто лежит, забросив руки за голову и слегка свесив ноги с кровати. Это не совсем удобно, но он человек аккуратный. Пусть матрац коротковат и узковат, пусть он грязный, но ложиться на него с тапочками, в которых приехал сюда, он не может – натура не та, не позволяет...

В этой позе его и застает сначала шум двигателя машины и голоса встречающих во дворе. Свет фар по окнам прогуливается, освещая комнату, и тут же вызывает за стеклом возгласы удивления, а потом и откровенный приглушенный шум, словно сильный ветер идет по листве. Обычно такой шум может издавать шепот толпы. Но здесь толпе взяться неоткуда, и Алданов удивляется звуку, только потом понимая, что обильное количество гортанных звуков в голосах создает похожий эффект. Что там произошло, понятно без слов незнакомого языка. Заметили пробоины, подходят. Что-то говорят. Возбужденные, злые голоса, судя по интонации, кого-то зовут. Голос Зинура к ним присоединяется. Это не голос. Это крик... От испуга и отчаяния, словно он боится потери близкого родственника, дорогого ему человека. И тишина, как актерская пауза... Потом еще больший шум. И топот... Теперь топот в коридоре... Поворот ключа в замке, резко распахиваемая дверь, включенный свет...

– Дверь закрой, поговорим... – спокойно встречает Зинура Виктор Егорович.

Но Зинур с ситуацией справиться уже не в состоянии. Он сам возбужден, и другие возбуждены, они тоже в комнате... Их человек пятнадцать. Это в самом деле толпа...

Длится это больше минуты. Боевики дыхание переводят.

– Кто стрелял?

Алданов молча поднимает подушку и протягивает. Зинур рассматривает обе дыры. Проходит к окну, ковыряет пальцем стекло и сует палец в рот – порезался об острый край, кровь облизывает.