class="p1">Зажмуриваюсь. Вдох-выдох. Я кремень. Я смогу. Тем более Лала входит во вкус. Прогибается, ерзает. Ей все нравится. Ей хорошо… Чуть ее сместив, рывком стаскиваю футболку через голову. Мне хочется чувствовать, как она наслаждается этой грязной неправильностью. Расстегиваю ремень и ширинку. Антон тянет Лалу на себя, видно, чтобы та не заскучала, пока я раздеваюсь, и снова ее целует. Надо… Надо переходить на новый уровень.

– Помоги Антону с брюками, – сиплю, проходясь рукой по напряженному стволу.

Я кремень. Я смогу.

Лала дрожащими руками помогает Антону раздеться. Член у него тоже что надо. Сейчас ей бы следовало открыть рот и впустить его себе в горло. Но я не тороплю события. Тяну Лалу на себя. Нетерпеливо сдвигаю кружево трусиков в сторону и насаживаю ее на свой кол. Лала что-то бормочет, резко поджимая пальчики на ногах.

– Смотри, как он тебя хочет! Возьмешь его ртом? – шепчет Дубина. – Лала?

Она смотрит на его раскачивающийся член. Смотрит, смотрит… Ее идеальные губки болезненно кривятся. Лала неловко соскальзывает рукой с моего потного бедра и жалобно всхлипывает:

– Нет! Стоп. Я не хочу. Пожалуйста, я не хочу, Назар! Можно, я не буду?

Вышибает из меня дух напрочь. Пока я судорожно пытаюсь вернуть себе самообладание, лялька вскакивает и убегает в самый дальний угол, скрестив на груди руки. Дрожит как осиновый лист!

– Антон, выйди, – рявкаю я, испытывая облегчение, от которого, сука, подкашиваются колени. К счастью, Дубине хватает мозгов, чтобы все понять правильно и сделать, как просят. Поднимаюсь. Шагаю к жене, с трудом переставляя непослушные ноги. Обхватываю ее лицо, тревожно вглядываясь в каждую черточку.

Я мужик. Я кремень, блядь.

– Что не так?

Боже мой, как обиженно лялька поджимает свои обалденные губы!

– Все? – это она у меня спрашивает. И голос такой растерянный. И зубы стучат… – Все не так. Вообще все. Вкус, запах. Руки… Как целует, как трогает. П-прости. – И слезы с ресниц капают, как в слоу мо.

– Господи, да за что? Лялька… Что ж ты за дурочка такая?

– П-просто он…

– Что?

– Не ты. Мне его с-совсем не хочется.

– А сразу не сказала почему? Лялька… Ну, я ж тебя как взрослую просил. Сказать!

Я мужик. Я кремень. А то, что ноги от облегчения подкашиваются, это что? Так, фигня. Пройдет. Блядь. Мне бы к стеночке. Или опереться на что.

– Назар!

– Не реви! – кое-как одергиваю ее платье. Поднимаю с пола футболку и натягиваю на себя.

«Он – не ты». Так она сказала. «Он – не ты». Это значит, что…

– Наверное, мне нужно извиниться перед Антоном.

– Забей! – ну вот. Опять рявкаю. Лала и так стоит, сопли на кулак наматывает, а тут я еще со своей истерикой. – В смысле, он понимал, что так может быть. Тебе не за что извиняться. Пойдем.

Ширинку и ремень застегиваю на ходу. В гардеробе нахожу наши вещи. Помогаю Лале одеться. За счет чего только держусь, хер знает. Но ломает меня – трындец. Как-то спускаемся. Как-то доходим до машины. Как-то усаживаю ее и защелкиваю пряжку ремня. А потом отступаю в темноту, обхватываю голову руками и медленно оседаю на корточки.

Это что за пиздец… Это что за пиздец сейчас чуть с нами не случился?

Я кремень, да?

Хер там.

Как сквозь вату до меня доносятся звуки города. Жизнь продолжается, несмотря ни на что.

– Назар…

– Вернись в машину, Лала.

– Назар… – пальцы на моем ежике.

– Холодно, лялька. Давай, дуй… Я сейчас тоже…

Из груди вырываются клубы пара и какой-то странный нечеловеческий хрип.

– Не пойду! Я больше никогда… никуда без тебя не пойду.

Я заваливаюсь на задницу. Лалка обезьяной вскарабкивается на меня верхом.

– Ты че, бессмертная, да? Или у тебя придатки в горле? Ну-ка давай, подрывай свою задницу…

Она затыкает мой рот поцелуем. Я мужик. Я кремень. Сча как настучу ей по жопе. Расселась она, видите ли. На промерзшем асфальте.

– Назар… Назар… – шепчет бессвязно. Ревет, глупышка. – Я такая дура. Я такая дура, Назар! Как ты меня еще терпишь?

Я мужик. Я кремень. А это… это ее слезы. Вы же в курсе, да? Мужики не плачут.

– Вставай. Сейчас же, Лала. Я по два раза не повторяю.

Захлебываясь рыданиями, подскакивает. На ней все те же остроносые туфли. И это так сексуально, что мой заледеневший член подскакивает от горячего притока крови.

– Давай руку! – требует моя женушка. Я сжимаю ее пальцы. Хотя, конечно, если я сегодня все же скопычусь, хрен она такую тушу удержит. Медленно поднимаюсь. – И никогда больше не отпускай! – требует капризно.

– Да уж будь уверена. Хер ты куда теперь от меня денешься, – сиплю под нос, захлопывая за ней дверь. Пошатываясь, обхожу капот. Плюхаюсь на подогретое сиденье. Закрываю глаза.

– Назар…

– М-м-м?

– Ты, наверное, меня очень любишь… – громким недоверчивым шепотом замечает моя жена.

– Наверное, – хмыкаю.

– Мне кажется, я тоже… очень тебя люблю. Я все-таки дура.

ГЛАВА 27

ГЛАВА 27

Все не навсегда, все не навсегда, Все, кроме любви, все, кроме любви...

«Девочка» – ЯАVЬ

Лала

– Нет. Думаю, этот трюк мы исключим.

– Почему?

– Ты к нему не готова. Силы в руках не хватает. Слетишь.

Все же Ольга совершенно меня не знает! Для меня ж эти ее слова – как красная тряпка для быка. Что значит – не готова? А даже если и так, что мешает мне подготовиться? До дня рождения Назара целых десять дней! Значит, буду больше тренироваться. И раз уж я решила станцевать для мужа приват, это будет приват на самом высоком уровне.

– Две недели назад я делала его довольно неплохо, – хмурюсь.

– А за две недели в Дохе ты поправилась, разленилась и ослабела, – смеется Ольга.

Чего? Машинально оборачиваюсь к зеркалу. Я поправилась? Вроде нет. Не то чтобы я так уж следила за фигурой, но когда вокруг твоего мужа роями вьются симпатичные подкачанные стрипухи, поправляться не очень-то хочется. Это все Новый год! Мамина стряпня, ну и своеобразный медовый месяц,