- И не говори. Давай я тебе скажу, - Ефремыч вздыхает. - Разводись, идиот!

- Нет, - трясу я головой, но он только усмехается.

- У тебя нет другого выхода. Девчонка беременная. И ждёт твоего ребёнка. Ты их обоих погубишь из-за своего упрямства. Обоих, Сань. Ты не сможешь их защитить. И ты не хуже меня это знаешь. Как бы ни закончились выборы. Кто бы ни победил. Тебе не простят. Разведись, откажись от ребёнка. И им ничего не будет грозить. И тебя через них не достанут.

- Им и так ничего не грозит, - я встаю. Снова налетаю на балку, но в этот раз успеваю увернуться. Опираюсь руками о верх окна. Жадно хватаю ртом воздух. - Только мне. Даже если отдам «Айсберги».

- Айсберги-хуясберги, - звучит мне в спину хриплый голос. - Ты же понимаешь, там кроме клубов ещё всего столько. И все договора трёхсторонние. Всё долевое. Взялись-то за меня, но и без тебя там уже ну никак. И как моей жене выбора не оставили, так и твою не пощадят. Избавь девчонку от такой участи. Если она тебе дорога - особенно. Порви с ней все связи. Дай всем понять, что ничего она для тебя не значит. Что ребёнок не твой. Сейчас иначе нельзя. Когда она будет втянута в эту мясорубку, уже будет поздно. Это я тебе и как друг, и как отец говорю.

- Не убедил, - сажусь я на подоконник к нему лицом. - И давай начистоту. Ты думаешь, может дойти до того, что ей будут руки выкручивать, чтобы я подписал какие-то бумаги? Да я и сам бы их уже подписал, если бы это было так просто. Не в одной недвижимости дело, Демьян. В схемах, по которым всё это работало. В сферах влияния. Во всём том сложном механизме, когда всё связано: банки, коммунальное хозяйство, муниципалитет, частный бизнес, - загибаю пальцы. - Ну, закрыли «Айсберги», расторгли договора аренды - и всё встало. Где налоги в казну? Не платятся. Где откаты муниципалитету? Иссякли. Где все те мелкие частные конторки, которые снабжали нас всякой хренью, начиная от туалетной бумаги и заканчивая средствами дератизации, занимались ремонтом, обстирывали, кормили? В жопе. Клиника, которая медосмотры проводила, и та уже заскулила. И офисы без работающего клуба опустели, не тот интерес, не та проходимость, не тот и доход. А дальше - больше. Сломать твой Гром всё сломал. Но сам же на бобах и остался. Потоптался как слон в посудной лавке. А смысл? Все эти «нужные люди», которые доверяли нам, к нему не обратятся. Там как за оголённые провода: голыми руками не схватишься. Надо репутацию иметь. И он-то не его сынок тупоголовый, понимает, что погорячился. И без меня там хрен что наладится. Или без тебя. Мне ещё могут руки повыкручивать, но моей жене уж точно ничего не грозит, пока она далека от этого бизнеса, как север от юга.

- Да, когда всё это работает, это не те деньги, что можно на одной недвижимости собирать, - покачивает он головой. - Недвижимость должна приносить доход, а то на одних налогах разоришься. Но все ли это понимают?

- Так это ты у своего Грома и спроси. Ты же на него ставку сделал. А потом лежал два месяца пускал пузыри.

- Гром, Гром, - поднимается Демьянов, кривляясь. - Что ты прицепился к этому Грому. Я просто выбрал меньшее из зол. По дружбе.

- Ой ли, - смотрю прямо ему в лицо. - Значит так это теперь называется? Значит, жену твою он трахал тоже по дружбе? Чтобы без тебя не заскучала? Такой жест доброй воли - в топку дровишек подбрасывать, пока муж в коме. По очереди с сынком. Не знаю уж, как там они между собой договаривались...

- Заткнись, - и «сука» я читаю по его дёргающимся губам. - Неужели ты думаешь, твою жену эта участь минует? - зло усмехается он. - Кто бы из них ни пришёл к власти, рано или поздно, а они ткнут в твоё незащищённое брюшко, мальчик мой. А твоё самое слабое место и искать не надо - беременная баба. Победишь - накажут, проиграешь - растопчут. Сделают так больно - и не рад будешь, что родился. И если ты думаешь - это я так, тебя попугать, то спроси у моей жены. Разводись, дебил, к чертям собачьим! И слушай, что я тебе говорю!

Он идёт к кровати, давая понять, что разговор закончен. Но не для меня.

- Да пошёл ты! - дожидаюсь, когда он развернётся. Когда уставится на меня своим стальным серым взглядом. - Всю жизнь я тебя слушаю, Ефремыч. Всю мою грёбаную жизнь. Саня надо. И Саня делает. В этом поединке лечь. В этом нужна зрелищность - стоять, никакого партера. Жениться на Светке? Да говно-вопрос! Ну как же, надо заканчивать с этой карьерой, пока последние мозги не вышибли. Вот тебе клуб. Вот тебе деньги. А потом что? Четыре года ада и всё: ни семьи, ни детей. Только твои указания. Только твои проекты. Шага не ступить без твоего надзора. Я сыт тобой по горло, Демьян! Делай что хочешь, а у меня семья, жена, ребёнок. И это всё, что мне нужно. И я не дам их в обиду, потому что не полезу в бутылку, как ты. Если ничего не выгорит, значит не выгорит. Я не гордый: проиграю - значит проиграю.

- А если выиграешь? Думаешь, победителей не судят? Думаешь, сможешь поставить все точки так, что ни одна тварь потом не захочет отомстить?

- Думаю, да. По крайней мере, постараюсь. А ты, если уж мне друг, то лучше не мешай.

- А если нет, то что?

- То я тебя уже не смогу защитить.

- Знаешь, в чём твоя беда, Санёк? Слишком ты сентиментальный.

- А знаешь в чём твоя? - встаю я, уворачиваясь от балки. - Ты мне до чёртиков надоел, - рывком дёргаю ручку, рискуя оставить это жилище без двери. Оборачиваюсь напоследок: - И, кстати, у меня есть отец.

Шаткая лестница скрипит под моим весом, грозясь обрушиться. Да пусть хоть весь этот курятник завалится, мне всё равно. Не прощаюсь с Верой, не реагирую на молчаливые кивки охраны. Запрыгиваю машину, зло хлопаю дверью. Двигатель взревает, когда с места жму в пол педаль газа. И под грохот гравия из-под колёс, картечной дробью обстреливающего забор, покидаю к чёртовой матери это место.

Ну вот и поговорили! А я так ждал, когда он поправится. Так надеялся на его помощь, совет, поддержку. Ну, вот и дождался: «Разводись!»

И хуже всего, что он прав. Что для меня нет ничего важнее моей малышки, но именно я для неё сейчас - самая главная угроза.

Только как? Как ей это сказать? Где найти слова, чтобы объяснить и не поджечь этот сухой порох недоверия, что всегда готов вспыхнуть где-то у неё внутри. Мне проще руку себе отрезать или вырвать язык, который скажет, что мы должны расстаться.

Слепя фарами, навстречу проносится до боли знакомый автомобиль. Наденька. Ну кто бы сомневался, что после своей «шестёрки» Полкана, Демьянов захочет видеть жену.

Не ожидал я, что с ним мы окажемся по разные стороны баррикад. Не мог даже и подумать, что и ему придётся противостоять.

Как это ни горько, но он прав: я слишком сентиментален.

Серый, как старая застиранная рубашка, рассвет встречает меня на въезде в город. Пустые улицы расстилаются ковровыми дорожками мокрого асфальта. Но для меня сегодня это словно дорога на эшафот.

Сразу с порога начать невыносимый для меня разговор или лучше с утра? - ещё мучает меня вопрос, когда, проверив карманы, вспоминаю, что ключи я забыл. Не хочется Вику будить, но звоню.