На вопрос, как до меня решались проблемы, связанные с формированием бюджета, мои заместители ответили:

- Через личные контакты.

Быть просителем я не умел и не хотел. А попытки повысить статус горисполкома, развязать ему руки в решении оперативных вопросов встречали сопротивление. Помнится, в канун нового, 1955 года в Минске разразилась сильная метель. Трамвайные пути в районе улицы Ворошилова (нынешняя Октябрьская) оказались под толщей снега, и трамваи остановились. А в то время это ведь был главный вид общественного транспорта. Тысячи людей могли опоздать утром на работу. Ночью я побывал здесь и убедился, что директор завода имени Ворошилова, который обязан был организовать уборку снега на этом участке, даже пальцем о палец не ударил. Поднял его с постели и вызвал в горисполком. Директор приехал, но вел себя вызывающе. Предприятие было союзного подчинения, и он знал, что у меня нет права наказать его. Я ответил, что такое право дает мне сложившаяся в городе экстремальная ситуация.

- За проявленную халатность я лишаю вас и вашего заместителя годовой премии. Приказ получите завтра утром. Если к этому времени трамвайные пути не будут расчищены, весь нанесенный городу материальный ущерб придется возмещать лично вам!

Хотя моя угроза была откровенным авантюризмом, она возымела действие. Прослышали о ней и руководители других предприятий. Наверное, подумали: «Если Шарапов ведет себя так уверенно, хотя возглавляет горисполком без году неделя, значит, за ним стоят люди посерьезнее!» И к утру движение общественного транспорта в городе возобновилось. А через несколько часов мне позвонил прокурор города и сказал, что я грубо нарушил Конституцию, о чем он проинформирует Верховный Совет. Приказ я, конечно, в тот же день отменил. Но прокурор все же осуществил свою угрозу, и мне пришлось выслушать неприятную нотацию от Козлова.

Понимая, что хожу по канату без элементарной страховки и в любой момент могу упасть, все же не видел другой возможности добиться перелома во взаимоотношениях между органами власти, представлявшихся мне нерациональными…

Отношения с министерствами складывались по-разному. С Министерством здравоохранения и Министерством просвещения удавалось найти общий язык без особых проблем. Министерство культуры всегда шло навстречу, когда речь шла о строительстве объектов их профиля. А вот с коммунальщиками договориться было очень сложно. Заявка горисполкома на объемы строительства намного превыгала директивные цифры. Сначала министр вообще отказался рассматривать наши предложения, и только в октябре снизошел - представил в Госплан республики усеченный план работ по городу. Министерство соглашалось заключить договор на благоустройство только участка проспекта Сталина до Комаровской площади. Исполком настаивал на переносе трамвайных путей с улицы Пушкинской на Логойский тракт и улицу Красную и завершении строительства трамвайных путей по улице Долгобродской со строительством путепровода через железную дорогу. Не поддержали коммунальщики и предложение исполкома о строительстве станции аэрации, а также оснащение вновь созданного треста по благоустройся города механизмами и транспортом. Документы Минкомхоза и наши возражения по ним угодили в бюрократический водоворот и надолго затерялись в нем. Ни Госплан, ни Совмин не отреагировали на письмо горсовета. Исполком оказался в кругу нерешенных вопросов.

Нужно было что-то предпринимать. Поразмышляв, я решил обратиться за помощью к Председателю Совета Министров БССР Мазурову. Кирилл Трофимович в приеме не отказал и через три дня я был у него.

Мой доклад длился почти час. Мазуров слушал внимательно. Не перебивал, лишь изредка задавал уточняющие вопросы.

- Выходит, Длугошевский оказав заложником несовершенной системы управления, - сказал он в задумчивости после того, когда я закончил.

- Но, в какой-то мере, и виновником. Недостатки слишком очевидны, чтобы не замечать их, - возразил я.

На мою реплику Мазуров не отреагировал никак. Подумав еще минуты две, сказал:

- Вопросы ты ставишь правильные. Но это полдела. Нужны решения. Разумные, взвешенные. Ни ты, ни я их пока не имеем. Поступим следующим образом. В ближайшее время я как член планово-бюджетной комиссии буду участвовать в работе Верховного Совета СССР. Возглавляет комиссию председатель Ленинградского горисполкома Николай Иванович Смирнов. Попрошу его, чтобы он поделился с тобой опытом…

Реформирование городского хозяйства пришлось временно отложить.

Борьба с излишествами в архитектуре

До поездки в Ленинград мне довелось участвовать во Всесоюзном совещании строителей, архитекторов и работников промышленности строительных материалов, строительного и дорожного машиностроения, проектных и научно-исследовательских организаций, которое вел Никита Хрущев. Оно состоялось в Москве 7 декабря 1954 года. К нему приурочили выставку проектов гражданского строительства, разработанных архитекторами Москвы, Ленинграда, других городов; в ней были представлены и работы выдающихся мастеров - Ивана Жолтовского, Алексея Душкина, Андрея Бурова, Григория Захарова, Александра Власова, Аркадия Мордвинова и других.

Во время жизни Сталина определяющим течением в градостроительстве СССР была русская классика - с величественными колоннами на зданиях большой общественной значимости, с лепными украшениями на фасадах. Некоторые здания сталинского ампира по праву принадлежат к шедеврам мировой архитектуры.

По публикациям в прессе накануне этого совещания можно было догадаться, что будет предпринята определенная переоценка ценностей в архитектуре. Но никто не предполагал, что оно выльется в избиение ведущих архитекторов страны.

Во вступительном слове Никита Хрущев гневно осудил «украшательство» в градостроительстве, заявив: «Внешне показная сторона архитектуры, изобилующая большими излишествами, не соответствует линии партии и правительства в архитектурно-строительном деле… Советской архитектуре должна быть свойственна простота, строгость форм и экономичность решений».

Президент Академии архитектуры Аркадий Мордвинов, главный архитектор Москвы Александр Власов намек поняли, но, осуждая «расточительство» в принципе, попытались, с профессиональной точки зрения, объяснить, что излишества излишествам рознь. Это еще больше распалило Хрущева. Едкие реплики, которые бросал он, перебивая и комментируя выступления архитекторов, давали ясно понять: пощады никому не будет! Разгром элиты советской архитектуры завершил мало кому известный научный сотрудник академии, по всей видимости, подсадная утка, Георгий Градов. Он вскрыл «отступление от партийной линии в архитектуре, которое выражается в однобоком, эстетском понимании архитектуры лишь как искусство украшать, создавать внешне показной эффект, не считаясь с современной техникой, назначением здания и затратой средств».

С особой издевкой говорил Хрущев о том, что архитекторы не желали считать себя строителями, настаивали на членстве в Союзе художников.

В ходе прений о направлениях развития архитектуры шло и обсуждение представленных на выставке проектов. Заместитель Председателя Совмина БССР Владимир Каменский, который входил в состав нашей делегации, познакомил с кальками однокомнатной квартиры. В натуре они уже имелись на нескольких улицах Минска. Перед поездкой в Москву мне довелось побывать в одной из них и, откровенно говоря, будь я на месте Каменского, спрятал бы эти бумаги как можно