Итак, первый пункт плана – добыть денег на крейсер океанского класса или как тут они зовутся – фрегат, бриг, бригантина? Вот на это.

Второй пункт – стать тем, кому продадут или построят корабль.

Третий пункт – достичь порта, где ему его продадут, построят или где он его захватит. Неважно и не значимо. Более критично расположение и принадлежность порта. То, что ему империя уже ни разу дом родной, это понятно. Из империи нужно уходить как можно тише и быстрее. Не обсуждается и не оспаривается.

Но вот куда и в качестве кого там быть? Имперским баронетом Дарт Серенусом? Фееричная глупость. Документы на это имя нужно уничтожить, имя сменить.

И дело тут не в том, нравиться ему или не нравиться, просто не нужно считать местных идиотами и в самом деле низшими. Он более чем уверен, что старшина Ночной гильдии Кребс и обе его Руки, давно уже «поют» в камерах приората. Впрочем, он вновь ошибается. Никто не «поет» и не рассказывает взахлеб о нем, все они умерли от остановки сердца. Ситх не скупцом, он щедро раздавал сторожей своего инкогнито - Печати молчания, налево и направо одарял, сеятель разумного. Всех, с кем говорил, кому приказывал, мимо кого проходил. Чрезвычайно предусмотрительный в этом моменте сукин сын!

Но все равно, все равно – найдется неглупый аналитик, покачает на косвенных, опросит молочника, угольщика, писаря в магистрате, архивариуса. Сложит ноль целых пять десятых с девяносто пятью десятыми и получит результат. А такого аналитика найдут не десяток, а сотню – он в лесу не кабанчика завалил, а целого примарха. А до этого Тайного представителя Третьего отдела Святой Конгрегации и его безымянного горластого друга.

В самом негативном варианте у него давно уже должна гореть земля под ногами, но не горит. Вероятно, лесной пожар уничтожил все следы и пока там что-то отыщут направляющее на его поиски, то он станет не отыскиваемым. Под другим именем.

Так, с этим решил. Теперь решить, куда ему… Им идти в первую очередь. Пункты назначения нужно выбрать правильно, не как в фильме-ужастике. А обстоятельно все обдумать и проложить правильный маршрут. Без нежелательных встреч. А пока ничего не придумывается, он пойдет обратно на постоялый двор.

Он открыл глаза. Наступающий вечер украл свет и начал задергивать шторы на окнах дня. Да, время за размышлениями пролетело незаметно, настает закат.

Когда он вошел в нижний зал постоялого двора, тот, пустой днем был теперь заполнен. Охранники караванов, погонщики скота, четверка суровых мужчин, молча наливающихся неразбавленным вином. В углу шумят крепкие матерые мужики – лесорубы или каменщики. Еще кто-то в слабой темноте у стен, непонятный чем живет, мужского пола, один сидит. Все пили, ели, орали, рыгали, трясли костями в стаканчике, грызли кости. Хлопали или пытались хватать за пышные зады, визгливо хихикающих шустрых подавальщиц.

Когда они вошли, на них сразу же уставились, скользнули взглядами, покосились. Оценили и взвесили. Быстро отвели, попрятали взгляды и продолжили заниматься прежним – есть, пить, рыгать, разговаривать, рассказывать, слушать соседа. Высокородная морда с баронской цепью на груди и двумя горами-охранниками, не тот предмет, который можно задеть хотя бы взглядом.

Он чуть замедлил шаг, делая выбор – его комната или вон тот столик в углу, пустой и чистый, для высоких господ. Выбрал столик. Хозяин постоялого двора возник рядом мгновенно, вот его не было и вот он тут. Угодливо склонился в глубоком поклоне, вывернул ухо в готовности услышать пожелания высокого господина. Взлетела и легла на столешницу застиранная, когда-то радикально черного цвета скатерть – дураков нет держать белую, хрен ты ее потом отстираешь. Легли веско на скатерть литые железные ложки и двузубые вилки. Мальчик-прислуга застыл рядом с глиняной чашей для омовения рук с лепестками какого-то цветка в ней на поверхности воды.

-Что у тебя есть самое крепкое из алкоголя?

-???

-Какое у тебя самое крепкое вино?

-Настоянный сидр двойной перегонки, ваша милость! Очень крепкий!

-Неси. И на стол – мясо, сыры… Что у тебя есть из хорошей еды?

-Есть только что испеченный пирог с птицей, полтуши поросенка, есть…

Вспомнилось, как тот, еще не инфицированный вирусом ситха Леонардо, не одевший еще корону Владыки, хотел съесть зажаренного поросенка. Помянем.

-Поросенок и пирог. Морс. Много. Иди.

Принесли быстро, словно на крыльях летели, в клювах несли. Пирог неплох, мясо жестковато, у сыров странный и непривычный вкус. А вот сидр порадовал. Запахастый, прозрачный, пьющийся легко. В меру крепкий, градусов тридцать-тридцать пять.

Первый стакан, в самом деле стакан из тяжелого синеватого стекла, упал и стремительно проскользнул внутрь, словно за ним гналась таблетка антипохмелина. Второй он уже поделил на три раза. Третий удостоился только одного глотка – чувствовал, ему уже вполне достаточно, потерять контроль как там, в лесу, совершенно не хотелось. Но чего-то другого хотелось. Тоже бесконтрольного, но все же контролируемого. Он оценивающе поглядел на Слугу. Заря радостно и ожидающе вспыхнула теплым светом, зовущего пламени. Да, но чуть позже, но непременно.

-Бруно и Себастьян!

-Да, ваша милость!

-Сидеть, не вставать, не вмешиваться. Заря, ты можешь вмешаться, когда я излишне…- он приложил палец к подбородку, подбирая слова и определения – Когда я излишне разойдусь, попроси меня остановиться.

-Когда вы, Владыка… Ваша милость! Вы что сделаете?

Понял, что слово «разойдусь» он опять произнес на русском.

-Когда я начну их калечить, то попроси меня остановиться.

-Я поняла, ваша милость. Я буду вас умолять, ваша милость. Всем сердцем!

Шутница. Или нет?

Он встал изо стола, снял куртку, бросил ее на спинку стула. Снял и цепь баронета - ее он тоже небрежно кинул на стол. Для исчезнувшего Леонардо слишком мало, для Владыки немыслимое унижение. Низкостатусная, отвратительная по качеству исполнения побрякушка. С возрастающим неудовольствием оценил и свою сорочку – недостаточно темна. Гнев внутри него огляделся, поднимая драконью голову. Огляделся и он, прикинул – места хватит, вполне достаточно. Вышел к стойке и чуть вперед:

-Есть среди вас мужчины с крепкими кулаками и стальными яйцами? Плачу полновесный флорин, тому кто собьет меня с ног. Хотя бы один раз.

Ну да сперва ожидаемая тишина. Затем невнятные гмыки и голос откуда-то из глубины зала, протяжный, лениво-уверенный в себе, рушащий ожидание упругой раскачки низших:

-Нет тут дураков связываться с твоей милостью. За благородного сразу на шибеницу сволокут, а если