Она вдруг споткнулась, толкнула его в больной бок, и оба упали на колени.

– Люди не… замерзают на городской улице… до смерти, – сообщила она, стуча зубами.

Клейтон не мог ей соврать.

– Увы, замерзают, – возразил он. – Здесь – каждый день. – И именно это сейчас грозило им обоим.

– Мое почтение! – послышался мужской голос. И за их спинами раздался скрип снега под полозьями саней.

«Господи, сделай так, чтобы это были наемные сани», – взмолился неверующий Клейтон, одновременно доставая последний сохранившийся нож.

– Ясно, что только один человек мог оставить столько тел на улице Санкт-Петербурга.

– Йен! – радостно воскликнул Клейтон. Он едва держался на ногах, но все же посадил Оливию в сани раньше, чем они успели остановиться. – Ее надо немедленно доставить в тепло! – Он схватил красные руки Оливии и принялся их растирать.

Когда ее пальцы стали теплыми, Клейтон расстегнул на себе одежду и прижал ее руки к своей обнаженной груди…

– Я куплю тебе дюжину пар перчаток, и ты будешь их постоянно носить, – выпалил он.

– Все одновременно? – очень тихо проговорила Оливия.

– Да, черт возьми! И летом – тоже. – А еще он накормит ее шоколадом, лепешками и самыми экзотическими сладостями, которые сможет здесь найти. А потом закутает ее в самые теплые меха и усадит у огня. – Дай мне твое одеяло, Йен.

Тот снял со своих плеч одеяло, и Клейтон накинул его на Оливию. А она ощупала его бок и спросила:

– У тебя сломаны ребра?

Клейтон пожал плечами:

– Возможно, есть трещины, но переломов нет.

– Что я слышу? Ты позволил кому-то бить тебя по ребрам?

Дружеская насмешка Йена не обидела Клейтона, и он кивнул:

– Да, так уж получилось.

Оливия же нахмурилась и заморгала, пытаясь стряхнуть снежинки, налипшие на ресницы. Потом воскликнула:

– Но их было шестеро!

Йен фыркнул.

– Теряешь форму, старина. Ты разве никогда не рассказывал ей, как взял на себя целый полк французской кавалерии?

– У меня тогда была пушка.

– Судя по выстрелу, у тебя на этот раз был пистолет.

– Нет, – сказал Клейтон. – Стреляла Оливия.

Йен немного помолчал, всматриваясь в лицо друга.

– Знаешь, хорошо, что мы снова вместе.

– Да, очень хорошо, – согласился Клейтон. Он даст ей второй шанс. Несмотря на ее признание, сделанное накануне, это – его долг. Кстати, то, что она сказала правду, тоже говорило в ее пользу. Так что решение оказалось вовсе не таким трудным, как можно было ожидать.

Приняв такое решение, Клейтон сразу почувствовал себя лучше. Словно наконец отыскал недостающую часть головоломки.

Тут сани остановились перед довольно скромным особняком. Йен спрыгнул на снег, вошел в дом, а через несколько минут вернулся. Весело улыбаясь, он предложил Клейтону и Оливии следовать за ним.

– Раздевайтесь и грейтесь, – сказал он, снова улыбнувшись.

– Что? – Оливия решила, что ослышалась.

Но Клейтон уже выносил ее из саней.

– Отдельный кабинет? – спросил он у друга.

– Самый лучший, – ответил Йен. – Я велел также принести бумагу и чернила. Поблагодаришь меня позже.

У входа в дом висела маленькая табличка, но ее запорошил снег, и прочитать, что на ней написано, было невозможно. У порога их встретили двое громил, очень легко одетые – в белые свободные штаны и рубашки. Они низко поклонились и повели гостей внутрь. И лишь один из них бросил любопытный взгляд на распухшее ухо Клейтона и кровь, сочившуюся из пореза на лбу.

Воздух в доме был тяжелым и очень влажным. Гул голосов изредка прерывался громкими шлепками.

Мужчины остановились перед одной из дверей и открыли ее. Дым – нет, пар – вырвался наружу и клубами поплыл по коридору. Вслед за паром вышел человек и уставился на вновь прибывших. Из одежды на нем было только полотенце, которое он обмотал вокруг бедер. Его спина была покрыта красными полосами.

– Баня? – спросила Оливия, хотя уже знала ответ.

– Да, – кивнул Клейтон. – Йен считает себя большим шутником. Но теперь у нас есть время и место, где мы можем согреться, пока он ищет место для ночлега.

Объяснив банщикам, что никакая помощь им не нужна, Клейтон дал им несколько копеек за бадью воды и чистые полотенца.

Оливия прошла сквозь завесу пара. Воздух в комнате, казалось, горел. Другого объяснения тому, как каждый вдох буквально обжигал, просто не было. Она была вынуждена вдыхать только крошечные порции воздуха, поскольку глубокое дыхание отдавалось острой болью в груди. Причем воздух имел слабый запах хвои, – вероятно, от грубых досок, которыми были обшиты стены, и массивных широких скамеек. А в дальнем углу комнаты горело две свечи.

Оливия с Клейтоном какое-то время постояли у порога, привыкая к жару. Таявший лед стекал с шапки Клейтона по засохшей крови из пореза на лбу, оставляя чистые полоски.

Наконец Оливия, взяв полотенце, обмакнула его край в воду.

– Мы должны промыть твою рану.

Клейтон криво усмехнулся:

– Вряд ли эту царапину можно считать раной.

Порез выглядел не так уж плохо – был длиной всего около дюйма, да и кровь из него уже не сочилась. Но Оливии необходимо было делать что-то. Она не могла не прикасаться к Клейтону.

Он невероятный, устрашающий мужчина. Ей еще не приходилось видеть человека, который двигался с такой грацией и смертоносной силой.

– Все шпионы умеют так драться?

Клейтон даже не поморщился, когда она промывала порез.

– Большинству известных мне полезных приемов меня научил Йен. Но все шпионы проходят обучение.

– Ты был великолепен.

– У «Трио» было больше практики, чем у многих других. – После короткой паузы он наклонил голову и с удивлением проговорил: – Я думал, что такое признание дастся мне с большим трудом. Видишь, что ты со мной сделала?

– Что я сделала?

Клейтон начал раздеваться и первым делом снял перчатки. Оливия молча порадовалась, что он теперь не стыдился своей изуродованной руки.

– Выбирайся побыстрее из своих мокрых вещей, и я покажу тебе кое-что, – пробурчал Клейтон.

Очевидно, он сомневался, что она достаточно быстро выполнит его указание, поэтому принялся активно ей помогать. Заметив пороховой ожог у нее на руке, он сказал:

– Когда я тебе в следующий раз прикажу бежать, не возвращайся.

– В прошлый раз твоя смерть обошлась мне слишком дорого, – ответила Оливия.