— Вот и попробуем, — сказал Порогов. — Откроем для себя Америку и помянем наших далеких предков. Когда-то они приплыли сюда и подарили России новые земли. Жаль, что продали все за понюх табаку.

— Продали и правильно сделали. Мы на том берегу до сих пор нормальных туалетов завести не можем, — сказал Полищук. — И одно полотенце на всю Чукотку. А здесь вон для одного аж двадцать полотенец. И туалеты цивильные, как в «Метрополе». А всего в сотне километрах люди ходят до ветра. Как была немытая Россия, так и остается. Да чего там говорить, давай угощай, ты у нас теперь депутат, мы за тебя голосовали.

— Ну, допустим, не все, — сказал Порогов.

— Но теперь-то какая разница…

Николай достал из бара пузатенькие рюмки и начал разливать, но не так, как делали, когда, оставшись ночевать в северных аэропортах, принимали на грудь с холода сразу по полстакана, а налил по-европейски на глоток.

— Ну вот, что за новости? Давай наливай по-русски, — сказал Полищук. — Все равно спать. Мне это вместо снотворного.

Порогов молча налил полный бокал, посмотрел на Шуру. Она укоризненно покачала головой, показав, что не следовало бы делать этого.

— А ну, вруби телик, развращаться, так уж до конца, — сказал Полищук.

У телевизора было сорок восемь каналов вещания. Но работали далеко не все. Дикторы улыбками демонстрировали, что они довольны, благополучны и уверены в завтрашнем дне.

— Ребята, пойдем прогуляемся, — неожиданно предложила Шура.

— Да, да, можете идти, а я, если не возражаешь, посижу у тебя, посмотрю телевизор, — сказал Полищук Николаю.

Порогов понял: телевизор был для него поводом, в бутылке еще оставалось достаточно виски.

Пока они знакомились с начинкой гостиничного номера, над Номом прошумела короткая весенняя гроза, дождь омыл поселок, прибрежные камни, по ним на четырехколесных мотоциклах «хонда», как ковбои, носились подростки. Были среди них и девчонки. Взрослое население ходило по берегу и собирало скопившийся за зиму мусор: пластиковые пакеты, бумагу, банки, коробки. Было тепло, тихо, на заборах не было видно листовок, лиц кандидатов, все было чисто, вылизано, благопристойно. Снующие по улочкам люди напоминали Порогову весенние субботники, и Николай сказал об этом Шуре.

— Мы там у себя кричим и ерничаем, что не бывает безвозмездного труда, киваем на американцев, мол, они-то себе такого не позволяют, а посмотри, они делают то же самое.

Шура никак не отреагировала на его замечание. И вдруг он вспомнил, что вот так же они когда-то ходили с ней, прилетев в Мирный, Якутск, Благовещенск, Киренск, Нюрбу, Олёкминск. Он старался, кроме магазинов, посмотреть город или поселок, почувствовать, как и чем живут люди. Точно так же он решил поступить и в незнакомом Номе. Они пошли по тихой бутафорской улочке, как из ковбойских фильмов. И застали своих соплеменников за приятным и, в общем-то, привычным занятием — посещением номских супермаркетов. Впрочем, на весь поселок их было всего два. Остальные специализированные магазинчики были не в счет. Выяснилось, что тех денег, которые им выдали, хватит разве что на бусы. Кроссовки стоили шестьдесят долларов. А хорошие модные туфли из натуральной кожи стоили несколько сотен. За пятьдесят лет многое изменилось и здесь. В одном из магазинов увидели привычную очередь и, к своему удивлению, обнаружили, что американцы сгрудились у прилавка, где продавали сувениры из России: палехские шкатулки, павловские платки, дымковские игрушки, стекло из Гусь-Хрустального, матрешки.

Выяснилось, что Романова хотела купить для Юрия видеомагнитофон. У нее были с собой доллары, которые ей кто-то одолжил еще в Союзе. Но ей все равно не хватало. Порогов поинтересовался, сколько не хватает.

— Пятьдесят, — сказала она.

Николай достал бумажник и протянул ей зелененькую банкноту. Шура оторопело глянула на него, на лице были два взаимоисключающих чувства: взять или отказаться. Поколебавшись немного, Шура взяла, пообещав, что дома она обязательно отдаст вдвойне деревянными. Ловить ее на слове не хотелось, быть в Америке и хоть на какой-то миг почувствовать себя Рокфеллером само по себе могло компенсировать потерю какой-то там зеленой бумажки. Чтоб остальные не смущали, Николай купил за десять долларов сувенир — деревянного раскрашенного индейца, оставив последнюю десятку, чтобы рассчитаться за виски. Когда вернулись в номер, то увидели спящего на кресле Полищука. Он не только допил початую бутылку, но открыл новую. И тогда Николай подумал, что такого не исправишь даже Америкой.

На другой день перелетели в Фэрбенкс. Делегацию встречали торжественно, с музыкой, флагами Советского Союза, Соединенных Штатов и Аляски. Привыкший в полетах у себя дома при устройстве в гостиницу не выпускать чемодан из рук, он был удивлен, что чемодан взяли сразу же, как только они вышли из самолета, затем усадили в десятиметровый «роллс-ройс», на радиаторе которого развевались два флажка: Советского Союза и Соединенных Штатов.

Оторопев от такого к себе внимания, Порогов, чтоб не казаться себе дураком, попросил, чтобы вместе с ним как личного переводчика посадили Шуру Романову. Американцы с вежливой улыбкой пошли навстречу. В салоне автомобиля были мягкие кожаные кресла, бар с пивом и прохладительными напитками. Водителем была молоденькая девочка в синей, как у бортпроводниц, униформе. На груди у нее были приколоты бэдж — блестящая пластмассовая этикетка с фотографией и именем обладательницы и круглый белый значок, посвященный встрече ветеранов полетов по ленд-лизу. Переговорив с девушкой, Шура с улыбкой сказала, что на этой машине возили президента Соединенных Штатов и папу римского, когда они посещали Аляску. Николай озадаченно посмотрел на Шуру, затем шутливо надул щеки, ему было приятно, что и она участвует в этом представительном мероприятии, и очень пожалел, что нет с собой кинокамеры, чтобы потом весь этот балаган показать дома. Садясь в автомобиль, Николай подумал: по российским дорогам на нем не проехали бы и сотни метров, не позволила бы чудовищная длина и низкая осадка «роллс-ройса». У девушки-водителя на ногах были изящные туфельки на высоком тонком каблуке, и Шура шепнула ему, что в таких можно ходить на приемы, а не садиться за руль, но уже через минуту они оба были уверены, что эта хрупкая с виду американка, родившись, вначале научилась водить машину, а уж потом ходить.

Ужин был организован за городом на лужайке по принципу шведского стола, много зелени, соусов, сладких гарниров. Вместо столов были использованы обыкновенные грубо сколоченные бухты, на которых когда-то были намотаны провода, и вся обстановка была стилизована под заброшенный поселок золотоискателей. У забора были сооружены индейские вигвамы, возле них стояли тачки, из которых торчали ломы, кирки и лопаты.

Поглядывая на своих спутников, Николай видел, как они пытаются с ходу вжиться, встроиться в незнакомую обстановку, коверкая русские слова на английский манер, пытаются общаться с американцами, и как те, помирая со смеху, хлопают тех по плечу. Чем-то все это напомнило ему обезьяний питомник, когда дети, попав в него, пытаются подражать себе подобным.