Бальзак отчетливо понимает, что только полное взаимное согласие может сделать жизнь супружеской четы счастливой. Чувственная радость, каждодневная любезность, верность — вот те качества, которые позволяют уверенно смотреть в будущее.

Многочисленные читательницы 1830–1832 годов признали, что Бальзак наделен даром проникать в чужие жизни, в заживо погребенные судьбы. С огромного расстояния он понимает то, о чем не догадываются друзья и близкие.

«Покинутая женщина» соблазняет, возбуждает желание. Часто она наделена утонченной красотой и в ее бесполезном очаровании проглядывает нечто сокровенное, как у весталок и монахинь. Ее величественной красоте нет необходимости привлекать к себе внимание кокетством. Даже если эта женщина никому не принадлежит, чувствуется, что ей есть что разделить с мужчиной. Она способна предложить самую бескорыстную дружбу. Но не всем бальзаковским женщинам уже 30. Среди них есть и молодые девушки, обреченные на одиночество, из сердец которых матери «изгнали чувство». Такой будет Евгения Гранде. Она вынуждена скрывать от матери любовь к своему кузену. Покорное поведение, опущенные глаза, упрямые мысли, энергичный, скрытый характер, противоречивые порывы, невольно выраженные в словах, жестах, взглядах, — вот качества, присущие бальзаковским девушкам. Уже в 1822 году в возрасте 23 лет Бальзак изобразил в «Ванн-Клоре» молодых женщин, прообразом которых могли бы послужить его сестры, если бы он сам не был наделен сердцем, таящим в себе слишком много невысказанной любви.

Не исключено, что именно Бальзак «подсказал» доктору Фрейду термин «подавленный». В 1830 году слова «подавлять», «подавленный» встречались в лексиконе крестьян, охотников, моряков, но никак не психологов.

«В покинутой женщине есть нечто импозантное и сокровенное: при виде ее содрогаешься и плачешь. Она воплощает собой условности разрушенного мира, мира без Бога, без солнца, наделенного отверженным созданием, которое бредет наугад во мраке и отчаянии; покинутая женщина!.. Это невинность, восседающая на обломках всех погибших добродетелей».

«Часто покинутая женщина на протяжении всей жизни предоставляла доказательства самых возвышенных чувств своей души».

В 1829 году 30-летний Бальзак не намерен жениться не потому, что это означало начало какой-то новой, нежеланной жизни, но потому, что предвидит трудности в создании прочного брака.

Бальзак похож на историка, который не хочет действовать, опасаясь нарушить ход истории. Понять супружеские пары и ограничиться их описанием — вот единственная возможность помочь обществу.

В 1815 году представителям поколения Бальзака исполнилось от 10 до 20 лет, и они пытались разобраться в исторических событиях Революции и Империи, поведанных в многочисленных, но всегда пристрастных книгах: там, где роялисты видели исключительно «кровь Людовика XVI», республиканцы приветствовали появление новой породы человечества, не признающей ни Бога, ни короля.

Неужели Франция, которая в XVIII веке затмевала всю Европу культурой, искусством, цивилизацией и которая в 1800–1815 годах завоевала и покорила эту Европу, могла потерять все в одночасье? В народном воображении даже после своего падения Наполеон восседал на престоле словно бог-победитель. Для того чтобы лучше понять случившееся, не мешало прочесть агиографические книги, основанные, как правило, на сфальсифицированных документах. Но для этого требовалось много времени. Бальзака просветила одна дама по имени Лора д’Абрантес. Будучи по происхождению корсиканкой, Лора рассказала Бальзаку на примере Наполеона о средиземноморском темпераменте, а на примере его семьи — о кланах Средиземноморья.

Бальзак познакомился с герцогиней д’Абрантес в Версале, у Сюрвилей, живших на улице Морепа в доме 2. Она жила по соседству, на улице Монтрей. Три года спустя, в 1828 году, она нашла временное пристанище в Аббе-о-Буа и прожила там с 1830 по 1832 год. Аббатство располагалось недалеко от улицы Севр. В этом монастыре, обители монахинь, был построен жилой корпус, где селились дамы света, желавшие обрести покой. Оказавшись в стесненных обстоятельствах, сюда переехала госпожа де Рекамье. Здесь в своих роскошных апартаментах она принимала гостей. Сюда в назначенный час приходили Шатобриан, Бенжамен Констан, Ламартин, называвший аббатство «академией в монастыре». Около 50 завсегдатаев, политических деятелей и людей творческих профессий, посещали салон госпожи де Рекамье по меньшей мере два раза в месяц, чтобы послушать, как писатели будут читать свои новые произведения. Музыканты играли приятную музыку, актеры декламировали стихи. Приемы бывали также и по вечерам. Шатобриан всегда усаживался под своим портретом, написанным в 1808 году живописцем Жироде. Дельфина Ге, которая в 20 лет опубликовала свой первый поэтический сборник, однажды вечером приехала послушать, как Тальма читал поэмы. Она расположилась возле картины, изображавшей Коринну госпожи де Сталь и произнесла: «А я лучше».

Лора д’Абрантес входила в несколько кружков, составленных госпожой де Рекамье. Приглашенные вели беседы на интересующие их темы или непринужденно прохаживались. Госпожа де Рекамье, «одетая в платье из белого муслина, перевязанного голубой лентой, сновала в проходах этого живого лабиринта и говорила каждому несколько дружеских благожелательных слов» (Е. Ж. Делеклюз. «Воспоминания о шестидесяти годах»).

В один из августовских дней 1831 года Бальзак прочитал в этом чарующем месте отрывок из «Шагреневой кожи». Конечно, он выбрал «Оргию». Этот отрывок «получил благосклонное одобрение и 14 июня был напечатан в „Кабине де лектюр“, а 20 июня — в „Волер“».

Этьен Делеклюз присутствовал на этом знаменательном для Бальзака приеме. Перед гостями предстал «коренастый молодой человек среднего роста. Черты его лица, хотя и простоватые, свидетельствовали о чрезвычайно живом уме». Делеклюз подчеркивает «наивную радость» писателя. Ее «можно было сравнить только с радостью ребенка».

Когда Бальзак познакомился с Лорой д’Абрантес, ей исполнился 41 год. По мнению Мириам Лебрен, Бальзак нарисовал ее портрет в «Воспоминаниях двух новобрачных». Лора д’Абрантес хотела иметь греческий нос. Нос Луизы — «тонкий, властный, насмешливый». Длинный нос, «похожий на нос ласки», — внес уточнение Робер Шантемес («Неизвестный роман герцогини д’Абрантес»). Герцогиня любила поболтать, не забывая при этом показать свои ровные зубы. Ее рот был «немного великоват, но очень выразителен».