Он потянулся к ней и взял ее за руки. Эмма затрепетала. Она смотрела в ясные, преданные глаза Итана и чувствовала, как внутри нее медленно раскрывается плотно сжатый кулак недоверия. К черту багаж прошлого. К черту тревоги о том, что ссоры или задетые чувства помешают расследованию. Итан был самым замечательным парнем из всех, кого она встречала. К чему эта пресная жизнь, в которой нет места риску? Наверняка и Саттон, будь она жива, хотела бы того же: чтобы Эмма выбрала Итана, даже если впереди пугающая неизвестность и придется многим рискнуть. Саттон поддержала бы ее в стремлении добиваться желаемого.

Конечно, я бы поддержала. И, конечно, я одобряла ее выбор.

Подавшись вперед, Эмма мягко коснулась губами губ Итана. Он скользнул руками к ее плечам и ответил на поцелуй. Тело Эммы вспыхнуло и ожило. Они идеально подходили друг другу. У нее закружилась голова. Впервые в жизни Эмма просто отдалась во власть чувств.

«Йес!» – радостно воскликнула я, глядя на них. Давно пора!

Треск.

Эмма оторвалась от Итана, и ее сердце подскочило к самому горлу. Она резко обернулась, посмотреть, не вышел ли следом за ней кто-то из девушек. Но на крыльце никого не было. Никто не слонялся возле гаража. Треск. Эмма схватила Итана за руку.

– Ты слышишь? – Звуки доносились со стороны дома напротив. Он стоял на вершине холма, но кто-то юркнул в небольшой овраг у подножия. Эмма склонила голову набок, прислушиваясь. – Ты видел кого-нибудь, когда подъехал?

– Нет. – Итан встал перед Эммой, заслоняя ее собой. Он крепко сжимал ее руку. – Может, кто-то из соседей.

– В три часа ночи? – прошептала Эмма.

– Ну, вышел прогуляться, – предположил Итан. – Или…

Шаги и треск сучьев слышались все ближе. Эмма прищурилась, вглядываясь в темноту, еле живая от ужаса. Она услышала легкое покашливание… и уловила слабый кокосовый аромат солнцезащитного крема.

Она машинально поднесла руку ко рту. Ей вдруг вспомнилась темная фигура, маячившая возле теннисного корта и на лавочке возле галереи. И скрип кроссовок, когда кто-то метнулся за угол в коридоре возле школьного медпункта. У нее опять возникло такое чувство, будто за ней наблюдают…

– Итан, – нервно сказала Эмма. – Надо убираться отсюда. – Она бросилась через лужайку Мерсеров, а Итан следом за ней. Фигура поднялась из оврага, но Эмма все равно не могла разглядеть, кто это. Происходящее напоминало ночной кошмар; ей хотелось только одного – поскорее проснуться. Ее движения казались заторможенными, вялыми, словно она пробиралась сквозь картофельное пюре. Наконец она преодолела последние метры подъездной дорожки и, взбежав на крыльцо, открыла дверь дома. Как только она переступила порог, с крыльца донесся взволнованный голос Итана:

– Запри дверь.

Эмма щелкнула замком, закрыла дверь на засов. Дыхание рывками вырывалось из груди, пока она смотрела, как Итан бежит к своей машине, заводит двигатель и трогается с места.

Эмма рухнула на ступеньку лестницы, прижимая колени к груди. Кто-то бродил по улице. Она вернулась в гостиную, но даже вид безмятежно спящих подруг не мог успокоить ее разбушевавшиеся нервы. Эмма обвела взглядом комнату, где все казалось таким знакомым – фарфоровый кактус, фотография Саттон и Лорел в Большом Каньоне, пепельница с узором «икат»[66]на журнальном столике, хотя никто в доме не курил.

Тень мелькнула в свете фонаря на крыльце и проступила на фоне опущенных жалюзи. Эмма замерла. «Этого не может быть», – уговаривала она себя, прижимаясь всем телом к полосатому сине-белому спальнику Саттон. Да, она заперла входную дверь, но как насчет остальной части дома?

Эмма лежала неподвижно, прислушиваясь к дыханию своих подруг, считая их вдохи и выдохи. Мгновения складывались в минуты. Она потерлась пальцами ног о колючее шерстяное одеяло и, сосчитав до ста, снова вскочила, перепрыгивая через Лорел и Шарлотту, и вышла обратно в коридор. Ступая босыми ногами по холодному мрамору, она кралась вверх по ступенькам. Ей нужно было закрыть окно в комнате Саттон – то самое, куда так легко забраться с соседнего дуба. Она не смогла запрыгнуть на его нижнюю ветку с земли, но для того, кто выше ста восьмидесяти сантиметров, это не проблема.

Поднявшись на лестничную площадку второго этажа, она вгляделась в темный дверной проем в конце коридора. Прошла на цыпочках по ковру. Вцепившись в тонкие пижамные брюки, затаила дыхание и нырнула в темноту комнаты Саттон. Мурашки побежали по голым рукам, когда ее обдало прохладным ветерком.

Окно было распахнуто настежь.

Лунный свет заливал светло-голубую постель Саттон и глянцевый журнал на прикроватной тумбочке. Эмма попятилась назад и наткнулась на что-то теплое и твердое. Она попыталась крикнуть, но издала только сдавленный звук, когда чья-то рука зажала ей рот. Другая рука обхватила ее за талию и крепко держала, не оставляя надежды вырваться.

– Ш-ш-ш. – Теплое дыхание защекотало ее ухо. – Это я, – пророкотал низкий голос.

Голос парня пронзил мое тело электрическим разрядом. И на меня тотчас обрушилась лавина воспоминаний, разрозненных и кратких. Тайное бегство с вечеринки и поцелуи в пустыне. Найденное в моем шкафчике письмо, такое трогательное, что у меня подкосились ноги. И снова эта сцена во дворе: он что-то говорит мне, а я кричу в ответ: «Можно подумать, что я когда-нибудь хотела быть с тобой? Да ты просто лузер!»

И, наконец, последняя вспышка памяти, всего мгновение, не более чем нервный импульс: его лицо в свете фар. Широко распахнутые от страха глаза, выброшенные вперед руки. А потом… бум. Удар.

Руки ослабили хватку и повернули Эмму кругом. Тело стало деревянным. Как зачарованная, она смотрела на нескладного мальчишку с темными волосами, глубоко посаженными карими глазами, высокими скулами и четко очерченными губами. Это лицо. Она узнала его. Этот угрюмый мальчик мелькал на фотографиях в доме Мадлен. Надменно взирал с объявлений, расклеенных по городу, и постов на Facebook: ВЫ ВИДЕЛИ ЕГО? А сейчас он стоял перед ней, со странной кривой улыбкой на лице. С улыбкой, намекающей, что он знает о ней абсолютно все – даже то, кем она не является.

– Тайер, – прошептала Эмма.

Пока я стояла в своей бывшей спальне, уставившись на парня, который только что влез в мое окно, время как будто остановилось. Ветер на улице стих. Замолкли птицы. Эмма и Тайер тоже застыли на месте, неподвижные, как статуи. Только я все порхала, пытаясь прийти в себя и собраться с мыслями.

Я цеплялась за воспоминания о Тайере, как за спасательный круг в бушующем море, но всякий раз, когда мне чудилось, что мои руки уверенно держат его, он выскальзывал, и я снова тонула. Правда ли, что нас с Тайером связывало нечто реальное, что-то очень большое и важное? Мои чувства к нему казались такими настоящими, такими живыми и гораздо более серьезными, чем то, что я испытывала к Гаррету или любому другому мальчишке. Но что, если воспоминания о фарах, отражающихся в глазах Тайера, это не мираж? Неужели я сбила Тайера? И все эти слухи – правда?