При знакомстве с человеком наше первое впечатление о нем формируется с учетом его/ее личных качеств: талантов, способностей, красоты и интеллекта. Со временем мы можем прояснить соответствующий исторический фон и контекст: кто и как их воспитывал, какую помощь они получали от других людей, в каких условиях они жили или работали, но первоначально мы обращаем внимание на личные качества человека, с которым общаемся. Даже если мы смотрим на окружение субъекта, на условия его жизни и работы, то делаем это лишь во вторую очередь. Сама личность захватывает поле внимания, формируя первое впечатление, и полученную потом сопутствующую информацию о человеке мы используем лишь для коррекции уже сформировавшегося впечатления.

Представьте себе, что вы проводите собеседование с человеком, поступающим к вам на работу. Вы узнаете, что ваша кандидатка в выпускном классе была первой. Вы можете предположить, что у нее строгие, педантичные родители, которые заставляли ее усердно трудиться? Вы можете предположить, что у нее были выдающиеся друзья, которые вдохновляли ее и помогли добиться успеха? Конечно, вы можете попробовать навести справки обо всем этом, но большинство людей все-таки просто предположит, что она умная. Она стала первой в своем классе, потому что была способной, поэтому логично сделать вывод, что она умна. Вряд ли это такой уж сумасбродный вывод. Более того, он просто напрашивается. Она должна иметь необходимый для этого уровень интеллекта. Но в оставшейся части этой главы мы покажем, что вряд ли наш сценарий можно на этом и закончить. Для достижения значительных успехов необходимо нечто большее, чем просто индивидуальный интеллект.

Что мы имеем в виду, когда говорим об интеллекте? Хорошие примеры тут подобрать нетрудно. Например, умным (даже очень) был Эйнштейн. Мы также иногда приходим к согласию в отношении того, кого можно считать непроходимым дураком, стоящим на самой нижней ступеньке интеллектуальной лестницы (впишите сюда имя наиболее ненавистного вам политика). Но все-таки действительно ли мы знаем, о чем говорим, когда речь идет об интеллекте, или тоже впадаем в иллюзию кажущейся глубины объяснения? Когда мы пытаемся объяснить это, мы обнаруживаем, что не очень хорошо понимаем, о чем идет речь, не правда ли?

Во всех теориях интеллект, как правило, разбивается на составные части. К сожалению, в отношении того, какие это должны быть компоненты, согласия мало. Одним из распространенных и относительно старых делений является проведение различия между интеллектом подвижным и интеллектом кристаллизованным (163). Подвижный интеллект мы имеем в виду, когда говорим, что человек «умный», то есть способен быстро выдавать умозаключения по любым вопросам, легко воспринимать и усваивать новую информацию. Кристаллизованный интеллект определяется объемом информации, хранящейся в памяти человека, и умением ею распоряжаться. Сюда же относятся объем словарного запаса и доступ к общим знаниям.

Также интеллект можно подразделять, классифицируя составляющие его умения и навыки. Например, в одной из теорий выделяются три категории таких умений (164): языковые способности, способность быстро и точно воспринимать окружающий мир, а также манипулировать пространственными образами в мозгу. Другая теория идет еще дальше и утверждает, что существует восемь аспектов, составляющих основу интеллекта: лингвистический, логико-математический, пространственный, музыкальный, натуралистический, телесно-кинестетический, межличностный и внутриличностный (165). Еще один исследователь разума подходит к нему с практической точки зрения, утверждая, что уровень интеллекта отражает способность человека формулировать свои цели и достигать их. К базовым навыкам в этой теории относятся способность генерировать новые и творческие идеи, аналитические способности, практические умения и навыки, а также сильные стороны, связанные с мудростью, которые должны способствовать достижению общего блага путем внедрения позитивных этических ценностей (166).

Итак, теоретики по-разному классифицируют навыки, в совокупности составляющие интеллект, и спор между ними продолжается. Психологи занимаются изучением интеллекта уже более ста лет и пока не пришли к общему мнению относительно того, с помощью каких характеристик следует его определять. Это не сулит ничего хорошего концепции интеллекта как глубокого и неизменного атрибута человеческого мышления, поскольку заставляет предположить, что попытки идентифицировать фундаментальные когнитивные навыки людей не являются самым продуктивным способом понимания работы человеческого разума.

Психологи любят определять психологические концепции способами, допускающими хотя бы минимальные количественные оценки, в частности через действия, которые люди могут совершать в реальном мире. Психологи любят концепции, которые допускают объективные определения, основанные на реальном поведении людей (167). Именно поэтому концепции Фрейда, такие как ид и суперэго, в целом не пользуются широкой популярностью. Просто непонятно, как можно оценивать их количественно в реальном мире. Интеллект – это нечто иное: он должен поддаваться измерениям. Современные психологи оценивают разум человека по тому, насколько хорошо он выполняет тесты на интеллект, ни больше ни меньше. Человеку дают тест, оценивают показатели его выполнения и определяют уровень интеллекта индивидуума по начисленным баллам.

Но что такое тест на интеллект? Их сейчас много, и если мы собираемся с их помощью определять, о чем мы говорим, когда говорим об интеллекте, то выбор будет иметь решающее значение. Первый современный тест на интеллект (168) был разработан в 1904 г. Альфредом Бине и его учеником Теодором Симоном. Они давали детям тридцать заданий, начиная с самых простых (расставить семь цифр в изначальном порядке) и далее с нарастанием сложности.

Итак, разработка тестов осуществляется достаточно произвольно. Если изначально у нас нет определения интеллекта, которым мы должны руководствоваться, то получается, что мы просто придумываем тест и классифицируем людей по оценкам, полученным ими при прохождении этого теста. В психологии уровень интеллекта определяется ранжированием людей по некоторым когнитивным способностям. Бине пытался выявлять студентов, испытывающих трудности, чтобы решить, кто должен получить дополнительные инструкции. Но это не должно делаться произвольно, поскольку тесты следует выбирать по эффективности прогнозирования. Психологи – люди практичные, и они ищут способы, позволяющие определять, кто в будущем должен преуспеть, а кто – нет. Рекрутеры, кадровые агентства, вузы, в частности приемные комиссии университетов Лиги плюща, – все хотели бы «снимать сливки», забирая себе людей с максимально высоким уровнем интеллекта. Значит, самым лучшим тестом будет тот, который позволит наиболее эффективно осуществлять подобный отбор, обеспечивая прогнозирование успеха с максимальной точностью.

Пытаясь разработать наилучший тест, психологи обнаружили один примечательный момент: оказалось, что если вы измеряете показатели в достаточно широком спектре умственных способностей, то практически не имеет значения, какой тест вы выберете. Независимо от того, какой набор видов умственной деятельности вы используете для получения оценочных показателей, вы получите практически одинаковые или как минимум достаточно близкие оценки. Дело в том, что все когнитивные тесты, как правило, имеют между собой положительную корреляцию; это еще в 1904 г. отметил в своей основополагающей работе Чарльз Спирмен (169). Просите ли вы людей решать сложные математические задачи, или проверяете, насколько хорошо они понимают «Энеиду» Вергилия, или проверяете, как быстро они успевают нажать кнопку, когда загорается лампочка (время реакции), – в любом случае, если задание предполагает проверку концентрации внимания и мышления, между результатами наблюдается небольшая, но значимая положительная корреляция. То есть если человек удачно справляется с одним заданием, то немного повышается вероятность того, что он хорошо справится и с другим заданием, и, наоборот, если человек показал слабый результат, выполняя одно задание, то повышается вероятность того, что он плохо выполнит и другое. Тот факт, что между всеми подобными тестами имеет место значимая корреляция, заставляет предполагать, что у всех у них есть нечто общее; можно сказать, что они «замечают» нечто такое, что позволяет отделять тех, кто выполняет разные задания хорошо, от тех, кто выполняет их плохо. Спирмен назвал это обобщенным, или генеральным, интеллектом.