— Советы выслали в море шесть субмарин, и транспорты про­сто поджидают их подхода, чтобы затем прорываться к Кубе под их прикрытием

А советские суда неумолимо приближались и приближались к красной черте блокады на оперативных картах американских штабов. Что делать, когда они пересекут эту роковую черту, не знал никто. Страшно было представить, что с этого момента могла начать отсчет третья мировая война! Вот до блокадного предела остается всего со­рок миль, двадцать, десять- И наконец неотвратимый миг наступил. В восемь часов утра по московскому времени линию карантина, не снижая хода, пересек советский танкер «Бухарест», за ним судно ГДР. Немедленно над нарушителями заповедной зоны появились само­леты патрульной авиации, затем примчался американский фрегат. Расчехленные орудия и боевые расчеты подле них говорили о его готовности к самым решительным действиям. Но остановить суда американец все же не решился, ограничившись лишь запросом о характере перевозимого груза и визуальным наблюдением

Теперь ответный ход был уже за Москвой. В середине дня со­вершенно внезапно для американцев двенадцать из двадцати пяти советских транспортов вдруг повернули обратно. Первой реакцией в Вашингтоне было: мы одерживаем верх! Однако радость была не­долгой. Кто из американских руководителей мог сказать, какой груз находился в трюмах судов возвращающихся в Европу, и что оставалось в трюмах тех, что продолжали свой путь к Кубе?

А комитет начальников штабов уже начал сбор в портах восточ­ного побережья США транспортов для десантной операции на Кубу. Кроме имеющихся у ВМС десантных кораблей было более сотни коммерческих судов и десяток быстроходных танкеров.

Одновременно продолжалось и давление на советскую сторону. 25 октября на официальном завтраке в Вашингтоне военно-воздушного атташе СССР с начальником отдела внешних сношений ВВС США Далламом последний, поднимая бокал с французским крепленым вином, заявил:

— Мы не допустим вашего проникновения в Западное полу­шарие и пойдем ради этого на все, без каких-либо компромиссов. Если ваши суда не подчинятся досмотру, они немедленно будут уничтожены. Ваше здоровье!

Молча выпив вино, военно-воздушный атташе поспешил в свое посольство.

Вечером того же дня на заседании ООН американский представитель Стивенсон тряс с трибуны фотографиями аэро­фотосъемки, требуя от советского представителя публичного признания факта размещения на Кубе ядерных ракет. Зорин, отключив динамик, сосредоточенно перебирал свои бумаги...

Итак, в ночь на 1 октября четыре подводные лодки Северного флота покинули губу Сайда. То и дело налетали снежные заряды. На ходовых рубках матросы спешно набивали трафаретами новые борто­вые номера. За островом Кильдин погрузились. Командиры вскрыли пакеты с боевыми распоряжениями. В них предписывалось:

1. Переход подводных лодок совершить скрытно, следуя днем под РДП и в подводном положении, ночью в надводном и подводном положении, соблюдая требования НПС-58 по со­блюдению скрытности.

2. Оружие на переходе морем иметь в готовности к боевому ис­пользованию. Обычное оружие использовать по указанию ГК ВМФ или при вооруженном нападении на ПЛ, торпеды с атомной боего­ловкой только по специальному указанию министра обороны СССР или ГК ВМФ.

3. Связь с берегом поддерживать согласно распоряжению по связи на переход.

Далее указывались маршруты переходов и контрольные точки нахождения на маршруте.

Ознакомившись с содержимым секретных пакетов, команди­ры подлодок были весьма озадачены. Ехце бы. В угоду руководству государства Главный штаб ВМФ определил среднюю скорость лодок на переходе через океан в девять узлов, что было дизельным субмаринам выполнить достаточно затруднительно. По существу, у командиров лодок не оставалось никакого запаса по времени, а ведь впереди предстояли неизбежные встречи с противолодочными силами вероятного противника, уклонения от самолетов, да мало ли что еще могло случиться в море. И вот теперь подводникам не­обходимо было мчаться вперед полным ходом, заботясь лишь о том, чтобы не «вывалиться» из графика А ведь, казалось, какая малость: сделай график перехода менее напряженным, и свобода маневра дала бы куда больше шансов на сохранение скрытности. Увы, в высоких штабах это почему-то никого особенно не заботило. Но и это еще не все. Всем четырем подводным лодкам был назначен так называемый «собирательный» сеанс связи, в ходе которого дубли­ровались все радиограммы в их адрес за истекшие сутки, время же проведения этого никчемного сеанса определили на ноль-ноль по московскому времени. В Москве, разумеется, в это время суток уже темно, зато в Западной Атлантике еще только самая середина дня, вовсю светит солнце. В таких условиях всплывать на поверхность просто безумие!

За Кильдином в управление подводными лодками вступил главнокомандующий ВМФ СССР адмирал флота С. Горшков с Центрального командного пункта ВМФ. Большую часть времени лодки шли под РДП и электромоторами, меняя в зависимости от обстановки глубину погружения. На сеансы связи подвсплывали. А лаг монотонно отсчитывал все новые и новые мили, оставляемые за кормой.

Что же ждало впереди подводников? Через какие испытания им было суждено пройти? Об этом из них не знал никто. Зато об этом были прекрасно осведомлены операторы Главного штаба ВМФ. Ведь четырем лодкам предстояло вступить в неравную борьбу, по существу, со всем американским флотом Позднее военно-морские специалисты, проанализировав обстановку, единогласно скажут, что решение руководства страны направить столь ничтожные морские силы было, безусловно, вызвано лишь желанием продемонстриро­вать свою решительность. Разумеется, подводные лодки 641-го про­екта были вполне современны и представляли в океане достаточно грозную силу, однако на успех их действий в зоне абсолютного превосходства ВМС США серьезно рассчитывать не приходилось. Ведь кроме огромного количества традиционных противолодочных сил советским подводникам предстояло столкнуться с дотоле им неведомой стационарной системой гидроакустического наблюде­ния сосус.

Первые десятки миль прошли, что называется, на пределе нервов. Коридор прохода был мал, везде по сторонам полигоны, занятые другими подводными лодками, множество рыболовецких судов. К тому же каждые полчаса над прибрежными водами про­летал норвежский самолет-разведчик, высматривая, кто, куда и зачем идет. Сказывалась на экипажах и усталость предпоходовой суматохи и нервотрепки. Уставшие и измотанные погрузками подводники с трудом несли вахту. Все старались в свободное время отоспаться за долгие сутки береговой беготни. Притиралась, входя в походный режим, техника. Но скоро все стало на свои места и начались обычные морские будни.

Баренцево море встретило подводников штормом, достигавшем временами 7—8 баллов. Но большая волна имела для советских лодок и положительную сторону, уменьшая вероятность их обна­ружения.

Действуя по единому плану, все четыре подводные лодки шли тем не менее самостоятельно. Связи между ними не было никакой. И снова вопросы. Для чего, спрашивается, было посылать не имею­щие связи лодки единой группой на расстоянии 20—30 миль друг от друга, что сразу же в несколько раз уменьшало их скрытность? Ведь можно было поступить куда более разумно, пристроив каждую из четырех субмарин в кильватер идущему к Кубе сухогрузу, что всегда позволило бы лодкам спрятаться от противолодочных сил под днищем судов. Практика не новая и прекрасно себя оправдавшая.