и убийстве. Убийстве Стейси или убийстве Картера? В убийстве их обоих?

Я начинаю понимать, что происходит, когда меня ослепляют вспышки фотокамер при выходе из полицейской машины. Копы ведут меня в участок, я пытаюсь закрыться от надоедливых журналистов.

Один из них преграждает нам дорогу, протягивает мне микрофон и говорит:

– Мисс Тернер, как ваши родители отреагировали на то, что их дочь убийца? Они считают, что вам все сойдет с рук? За что вы убили своего парня?

Полицейский отталкивает его, а я продолжаю молчать.

Журналисты фотографируют меня в наручниках. Завтра все первые полосы газет Нью-Йорка будут заняты моими Фотографиями. Но мне все равно. Главное, чтобы Картер остался жив. Меня заводят в участок и отводят в комнату для допросов.

– Ваш адвокат уже здесь. – Говорит детектив. – Меня зовут Мистер Гиллиган и теперь я веду ваше дело.

– А родители? – Спрашиваю я. Это первые слова, которые я произношу после задержания.

– Родители зайдут к вам через несколько минут.

– Где Картер? – Спрашиваю я, но Мистер Гиллиган уходит, не ответив на мой вопрос.

Я открываю бутылку и начинаю жадно пить. Последние сутки я совсем не ела и практически не пила. Это были самые ужасные сутки в моей жизни. Я остаюсь совсем одна, меня мучает жажда. Кожу стягивает от крови, которая покрывает мое платье, руки и ноги.

Я вспоминаю, сколько крови вытекло из Картера и меня начинает трясти. Журналист сказал, что это я его убила. Что он мертв. Я не смогла его спасти, сколько не пыталась. Я потеряла его навсегда. У меня начинается новая истерика, я облокачиваюсь на руки, которые лежат на столе, и начинаю плакать.

Слезы обжигают кожу, дышать совсем нечем, в комнате душно и пахнет плесенью.

– Оливия, дорогая. На кого ты похожа. – Мама забегает в комнату и бросается ко мне. – Снимите с нее наручники, быстро! – Кричит она.

Мистер Гиллиган подходит и нехотя освобождает меня от оков.

Мама начинает обтирать меня салфетками, пытаясь смыть кровь с моего лица и тела.

– Оставьте нас наедине! – Говорит она строгим голосом и Мистер Гиллиган выходит, – теперь расскажи мне, что произошло и мы решим, как быть дальше. – Она обращается уже ко мне.

– Можно еще воды? – Еле слышно спрашиваю я.

– Конечно.

Мама выбегает из комнаты и возвращается через несколько минут, а может всего через одну, но я уже потеряла счет времени.

– Картер жив? Я его не убивала. – Говорю я. – Стреляла не я.

Комната начинает вращаться, все вокруг темнеет, и я падаю.

Четвертое июля, 23.45

Я открываю глаза в больничной палате, в моей руке капельница. На кресле сидит мама, а возле дверей стоит полицейский.

– Что произошло? – Спрашиваю я у мамы.

– У тебя нервное истощение, пока что ты будешь лежать здесь. Надеюсь, завтра тебя отпустят, и состоится первое слушание по делу. – Отвечает она.

Впервые я вижу маму такой. Макияжа на ней нет, волосы собраны в хвост, а вместо привычного делового костюма на ней джинсы и пуловер.

– Все так серьезно? Картера спасли?

– Да, Оливия. Все очень серьезно. Тебе нужно дать показания. Я поговорила с Мистером Эндрюсом, он будет твоим адвокатом. И завтра будет решено, отпустят ли тебя под залог, или же ты останешься в тюрьме на время суда. – Отвечая на мой вопрос, говорит она.

Снова мне не отвечают про самочувствие Картера, а я понимаю, что это значит. Нужно готовиться к самому худшему. Я не успела, его нашли уже мертвым.

Голова начинает кружиться, и я проваливаюсь в темноту.

Пятое июля. 01.20

Открываю глаза снова и вижу Мистера Гиллигана.

– Доброй ночи, Оливия. Мне нужно задать тебе несколько вопросов.

– Я готова. – Отвечаю я.

– Ты должна понимать, что все, что происходит очень серьезно. Тебя обвиняют в убийстве и покушении на убийство. Если присяжные не оправдают тебя, то тебе грозит от двадцати пяти до пожизненного. Мама сказала, что стреляла не ты, но на твоих руках нашли следы пороха. Ты очень поможешь себе, если расскажешь, как все было на самом деле. Пока что ты единственная, кто может пояснить ситуацию.

– Что со Стейси и Картером? – Спрашиваю я, но детектив игнорирует мой вопрос.

– Когда вы впервые увидели Мисс Эдвардс?

– Кого? – Недоумеваю я.

– Мисс Анастейшу Эдвардс. Стейси. – Поясняет он.

Я задумываюсь. Начинаю перебирать в голове события прошлого года с первого дня приезда в университет. Голова работает плохо, но я стараюсь.

– В январе. – Отвечаю я. – Она ждала меня возле моей комнаты.

– Хорошо.

– Нет, я вспомнила. Впервые я увидела ее в канун Рождества. Она приходила к Картеру.

В палату заходит моя мама и настоятельно просит удалиться Мистера Гиллигана. Они выходят.

– Миссис Тернер, я все понимаю, но Оливия должна рассказать мне о случившемся до судебного заседания. Только так я смогу помочь вашей дочери. – Говорит Мистер Гиллиган, пока я лежу в палате и пытаюсь уснуть.

Их с мамой голоса слышны даже не смотря на закрытую дверь палаты.

– Она будет говорить только в присутствии своего адвоката. Назначено лишь предварительное слушание, на котором будут рассматривать сумму залога и судья должна понимать, какое обвинение предъявить моей дочери. Сейчас она под арестом? – Спрашивает мама.

– Нет. Но.

– Никаких но, Мистер Гиллиган. Увидимся завтра, всего доброго.

Мама возвращается в палату.

– Оливия, девочка моя. Сейчас я попрошу врача вколоть тебе снотворное, чтобы ты смогла поспать. Завтра будет сложный день. – Говорит она и зовет врача.

5 июля. 11.30

Мы выходим из больницы, повсюду вспышки фотокамер. Журналисты пытаются прорваться к нам, но их сдерживает нанятая отцом охрана. Садимся в машину и едем в здание суда.

Мой адвокат едет с нами и говорит:

– Дело очень запутанное. Следы пороха нашли у всех, кроме Картера Харисса. Поэтому нам нужно будет обдумать линию защиты. Представить все как самооборону. Скажите, Мисс Эдвардс когда-нибудь угрожала вам?

– Да. – Отвечаю я. – И не раз.

Мы останавливаемся возле здания суда, и нас снова окружают толпы журналистов.

– Ты звезда всех утренних газет. – Шепчет мне мама, когда мы заходим внутрь.

Никогда не была в суде, мама всегда была против того, чтобы мы приезжали к ней на работу, и если я и думала, что окажусь тут, то только не по причине того, что меня обвиняют в убийстве.

Хоть меня и накачали успокоительным, я все еще стараюсь соображать более менее ясно. Я до сих пор не знаю ничего про Картера. Мобильного телефона у меня нет, новости мне не дают смотреть из-за того, что я буду волноваться. Кроме мамы ко мне никого не