В Ругодеве все еще существовал патриархальный уклад жизни. В незамысловатом усадебном доме они провели больше месяца. Жили бы они и дольше, если бы не скорбное известие из Тифлиса о том, что бабушка Е. П. Фадеева умирает. Бабушка была наполовину парализована уже в то время, когда Лёля вышла замуж за Н. В. Блаватского. Однако голова у бабушки оставалась светлой. Она обучала чтению и Закону Божьему детей и внуков Екатерины Витте. Блаватская не встречалась с бабушкой почти девять лет. В такой трагической ситуации, когда Е. П. Фадеева доживала последние дни, дед сменил гнев на милость и разрешил Лёле приехать в Тифлис — проститься, как они ее называли, с «бабочкой».

Вера Петровна с детьми и Блаватская срочно выехали на Кавказ и на полпути, в Одессе, узнали о бабушкиной смерти. Это печальное известие сообщил им дядя Ю. Ф. Витте, выехавший из Тифлиса им навстречу.

Елена Павловна Фадеева умерла на семьдесят первом году жизни 12 августа (по старому стилю) 1860 года. Ее похоронили в Тифлисе, в ограде городской церкви Вознесения. После ее смерти остались десять томов собственноручных рисунков тех растений, которые она собрала и определила, богатейшие орнитологическая, минералогическая и палеонтологическая коллекции, а также собрание древних монет и медалей[200].

Веру Петровну, во втором замужестве — Желиховскую, Господь Бог, как я уже отмечал, также не обделил умом и талантом. Снискавшая известность как детская писательница и пережившая свою старшую сестру на пять лет, она после ее смерти выступила горячей защитницей Блаватской и ее самым осведомленным биографом. Для нее старшая сестра была и оставалась значительной личностью, для которой не существовало благороднее цели, чем гуманизировать человечество и таким образом избавить его от всяческих изъянов и пороков. Художественный вкус Веры Петровны ничуть не оскорбляла любовь ее сестры к театральщине и аффектации. Она прощала ей буквально все. Вера Петровна не полностью разделяла теософские верования и убеждения старшей сестры, однако была, как и она, всецело захвачена и глубоко заинтересована необъяснимыми таинственными явлениями природы и человеческой психики. В отличие от тети Надежды Вера Петровна находилась на периферии теософского движения. Она считала себя доброй христианкой и строго соблюдала обряды и постановления Русской православной церкви. Рассказы В. П. Желиховской на фантастические и мистические сюжеты посвящены чудесам, происходившим в семье Фадеевых. Так, ее рассказы и эссе «Необъяснимое или необъясненное. Из личных и семейных воспоминаний» печатались в журнале «Ребус», издававшемся с 1881 года в Санкт-Петербурге супружеской четой Прибытковых[201]. В 1885 году лучшие из них были опубликованы отдельным изданием[202]. Появление Елены Петровны в их доме всегда означало преображение жизни. Повсеместно обнаруживались знаки ее духовной мощи. И сама Вера Петровна отличалась необычным восприятием оккультных феноменов, которое по мере возрастающей известности сестры становилось сверхчувственным.

Необыкновенные события, описываемые Верой Петровной, в центре которых находилась Блаватская, представляют особенный интерес для тех, кто низвергает себя в бездны подсознания. Для тех, кто надеется, как на чудо, на проявление в своей жизни чего-то бессознательного и странного, таких духовных прибамбасов, заморочек и фенечек, от которых у любого несокрушимого скептика «едет крыша» и от удивления возникает необыкновенная сухость во рту. Сначала эти поразительные феномены приписывались странному дару Елены Петровны, но вскоре выяснилось, что паранормальные способности присутствуют не только у одной Блаватской, но также и у других членов ее семьи, в частности у их дяди Ростислава Андреевича Фадеева.

Обратимся, однако, к рассказам Веры Петровны Желиховской в стилистической обработке Альфреда Перси Синнетта. То, что прочтет читатель, крайне важно для понимания того, как осуществлялся пиар Блаватской ее сестрой в России и за рубежом.

* * *

«… Как это часто бывает, самые близкие и дорогие Блаватской люди скептически относились к ее способностям. Ее брат Леонид и отец дольше всех были противниками очевидного, но сомнения брата были сильно поколеблены после следующего эпизода.

Однажды в гостиной Яхонтовых собралось очень много гостей. Некоторые музицировали, другие играли в карты, но большинство, как всегда, было занято феноменами.

Леонид фон Ган не присоединялся ни к одной из этих групп, а медленно прохаживался по комнате, наблюдая за окружающими. Это был физически очень сильный, мускулистый юноша, голова которого была полна полученными им в университете знаниями, латинским и немецким языками и т. д. И не верил ничему и никому. Он остановился у кресла сестры и выслушал ее рассказ о том, что некоторые люди, называемые „медиумами“, могут сделать легкие предметы настолько тяжелыми, что их невозможно будет поднять, и, наоборот, тяжелые предметы могут сделать легкими.

— И ты хочешь сказать, что можешь это сделать? — иронически спросил сестру Леонид.

— Медиумы могут, и я также делала, хотя не всегда могу отвечать за результат… Я попробую. Я просто укреплю этот шахматный столик. Кто хочет попробовать, пусть поднимет его сейчас, а потом попробует поднять его второй раз, после того как я его укреплю.

— Ты сама не коснешься столика?

— Зачем мне его касаться? — ответила Блаватская, спокойно улыбаясь.

После этого один молодой человек уверенными шагами подошел к шахматному столику и поднял его как перышко.

— Хорошо, — сказала она, — а теперь, будьте любезны, отойдите в сторону.

Приказ был выполнен. Все замолчали и, затаив дыхание, наблюдали, что она будет делать. Ее большие глаза обернулись к шахматному столику. Строго глядя на него и не отводя глаз, она движением руки пригласила молодого человека поднять столик. Он подошел к столику и с самодовольным выражением лица схватил его за ножки. Столик нельзя было сдвинуть с места. Скрестив свои руки, как рисуют Наполеона, он медленно сказал:

— Это хорошая шутка.

— Да, действительно хорошая шутка! — отозвался Леонид. Он решил, что молодой человек тайно сговорился с его сестрой и теперь дурачит всех.

— Могу ли я попробовать? — спросил он сестру.

— Прошу, попробуй, — смеясь, ответила она.

Брат, улыбаясь, подошел к столику и, в свою очередь, захватил ножку столика своей мускулистой рукой. Улыбка мгновенно исчезла с его лица, и он смотрел в полной растерянности. Затем он очень внимательно рассмотрел хорошо знакомый ему шахматный столик и со всей силой ударил его ногой. Столик не шелохнулся. После этого он попытался потрясти столик, прижав его к своей могучей груди обеими руками. Раздался скрип, но столик так и не поддался его усилиям. Его три ножки казались привинченными к полу. Потеряв надежду сдвинуть столик, Леонид отошел от него и, сморщив лоб, пробормотал: