и так некстати ослабели колени. Я шла автоматически, почти не понимая, куда и зачем. Забыв обо всем. Казалось, снова лето. Тепло... И дом Насти... 

«Ты красивая. Почему я раньше тебя не замечал?»

Воспоминания отрезвили – мне резко стало холодно, промозглый ветер пробрался под одежду, пощипывая за шею и уши.

Я встрепенулась.

Орлов. Ни черта ты не изменился!

Все те же приемчики! Все те же сказки для дурочек!

Меня прямо взяла злость на себя за то, что поддалась очарованию момента. И в эту минуту Орлов вторгся в мои мысли и снова все смешал, перепутал.

Он схватил меня за руку, резко развернул к стволу дерева и прижал к нему своим телом.

Приблизил лицо к моему так, что я уже не могла противиться этим глазам, казавшимся в темноте почти черными, глубокими. Теми самыми, в которых всегда и неизбежно тонула.

Теми самыми, которые брали в плен и заставляли колени подгибаться. Теми самыми, которые я так и не смогла забыть… возможно, потому, что каждый день видела у своего сынишки такие же удивительные голубые глазищи…

От Саши пахло лесом, осенью и приятной ненавязчивой туалетной водой.

Он был горячим во всех смыслах слова, и это сбивало мысли, мешало думать рационально и правильно.

– Уля. Я люблю тебя, – почти шепотом повторил он. – Я только сейчас понял, что это такое… Правда. Понимаю, ты все вспоминаешь как я обманывал девушек… И тебя… Но я никогда никому не говорил о любви.

Я снова чуть встрепенулась. Дернулась. Потому что вопрос вырвался сам:

– А жене?

– Нет. Я говорил, что обожаю. Что она самая красивая женщина в мире. Что мы отличная пара… Но в любви никогда не признавался.

– Как же вы поженились? – У меня язык немел, и вопросы едва срывались.

Я не знала уже верить ему или нет. Совершенно запуталась. Все смешалось в голове, в эмоциях, в душе. Я не понимала, как могу по-прежнему поддаваться на очарование Орлова. И ощущала, что это лишь потому, что все равно, несмотря ни на что я любила его.

И для меня это точно были не просто красивые слова. А то, что жило в душе, тлело, не позволяя двигаться дальше, удерживало от отношений. Стояло непреодолимой стеной между любым другим мужчиной и мной. Даже если тот был достойным и относился ко мне отлично. Куда лучше Сашки Орлова, который использовал меня и отправил на такси, как… гулящую…

Похоже, я и сама не подозревала, насколько глубока моя рана. Потому что даже сейчас, в объятиях Орлова, слушая его сбивчивые признания, ощущая жар его тела, рядом с которым даже осенняя сырость и холод уже ничего не значили… я помнила. И не могла избавиться от этой боли.

Он отправил меня домой, как купленную девушку на трассе…

Я шмыгнула, дернулась. И Орлов отпустил, освободил меня из плена своего тела. Я попыталась вернуть себе ясность мысли, четкость и ровность дыхания и… вспомнить, о чем мы говорили, прежде чем разговор зарулил совсем не в ту степь.

Я тряхнула головой, отмахнулась и выпалила в лицо Орлову:

– Александр. Пожалуйста, не дури голову моему сыну. Я очень тебя прошу. Я убедительно тебя прошу. Не заговаривай о том, что ты ко мне как-то там относишься, и не давай ему надежду…

– На что? – тихо уточнил Орлов, и голос его неожиданно дрогнул.

– На то. Ты сам это прекрасно знаешь.

Я собиралась сказать «на то, что мы будем вместе после того, как закончится суд». Но не стала. Кажется, все и так предельно ясно. Было ясно до сего момента.

Но в глубине души я понимала, что просто не смогла сказать то, что планировала. Словно не могла обрубить сама эту ниточку, которая связала меня и Орлова вновь. Хотелось, чтобы она оборвалась, когда мы уедем отсюда. Сама. И не так.

Естественным путем, что ли.

Орлов молчал, смотрел внимательно, с прищуром. Будто думал о чем-то или хотел сказать нечто важное. Возможно, спросить или уточнить.

Я ощущала, как внутри поднимается волна мелкой дрожи. Словно то, о чем думал Орлов, меня сильно цепляло. Хотя я даже не понимала, почему именно.

Так иной раз цепляет нечто в жизни. И лишь спустя время ты понимаешь, в чем же дело.

Так однажды зацепил меня разговор с бабушкой…

Несколько лет назад она позвонила мне на работу. А когда я попросила подождать до обеденного перерыва, ответила как-то совсем странно:

– Ладно, это не срочно. В другой раз.

Надтреснутый голос и хрипотца заставили меня остановиться.

– Бабуль! Бабуль! Погоди! Что-то случилось?..

В трубке воцарилось недолгое молчание, и потом бабушка спросила:

– Это правда, что у нас был огромный долг за квартплату? Надя сказала, что пошла оплачивать, и оказалось, что ты не платила за электричество уже три года… За все платила, а за это нет. Потому что там самая большая сумма для частного дома. Котел и прочее...

Ее голос упал. Я регулярно писала бабуле, что все оплатила. А вот недавно возникли некоторые трудности, и тетя Надежда взялась это сделать. Бабушка перестала сама звонить. А когда звонила, то говорила коротко и как-то сухо. Один раз я поинтересовалась, в чем дело, и бабушка отбилась: мол, болею.

Теперь все вставало на свои места. Вот почему бабушка начала так себя вести!

– Бабулечка! Я клянусь! Не было никаких долгов! Давай я пришлю тебе все платежки! Ты увидишь. Я за все платила!

Понятно, я платила все в интернет-банкинге, ничего не копировала для бабушки. Она пользовалась старым кнопочным телефоном, в интернет не заходила в принципе. А я знала, что в любой момент могу поднять платежи. Но не думала, что в этом возникнет необходимость.

В трубке снова транслировалась тишина. Глубокая, задумчивая.

А потом голос бабушки потеплел:

– Девочка моя. Прости, что я плохо о тебе думала. Теперь я все исправлю…

И вот эти ее слова «я все исправлю» врезались в память. Я не понимала их. Лишь спросила:

– Что? Что ты исправишь?

– Да, это мои стариковские дела, – отбрила меня бабуля.

И я до сих пор ощущала, что в ее словах что-то было. Важное для меня и значимое.

– Ладно. Давай потом вернемся к этому разговору. В более спокойной обстановке, – примирительно произнес Орлов и широко улыбнулся. – Уже поздно. Я провожу тебя домой. 

Действительно, парк погрузился в густые темно-синие сумерки. Редкие сутулые