На основе того предположения, что женщины стремятся к благу для своих собственных детей любой ценой, образцовой женщиной в Китае считалась та, что заботится о потомках первой жены даже в ущерб собственному ребенку. Таким способом предохраняется не только иерархия происхождения, согласно которой потомок первой жены признается наследником первой очереди, но к тому же еще провозглашается готовность поступиться собственными интересами, воплощенными в отпрыске женщины. Таким образом, когда двоих сыновей «справедливой мачехи Ци» обнаружили рядом с трупом убитого человека, оба взяли ответственность на себя, чтобы выгородить другого. Чиновники, запутавшиеся в этом деле, попросили мачеху назвать виновного в преступлении. Рыдая, она ответила: «Казните младшего». Чиновник удивился: «Младшего твоего сына народ любит гораздо больше, а ты тут желаешь смерти именно ему. Почему?» Мать ответила: «Младший сын – это мой ребенок; старший – сын предыдущей жены моего мужа. Когда их отец заболел и уже находился на грани смерти, он дал мне такое поручение: „Воспитай его [старшего сына] добропорядочным человеком и присматривай за ним как следует“. Я пообещала: „Все будет, как ты сказал“. Теперь, облеченная его доверием и давшая обет „Все будет, как ты сказал“, как я могу забыть о доверии мужа и нарушить свое обещание? Кроме того, отдать на верную погибель старшего сына и спасти младшего означало бы поступиться общественным долгом ради своей собственной любви. Отречься от своих слов и забыть о святой вере покойного в тебя означает обмануть его самым откровенным образом. Если мои слова ничего не значат для меня же самой, если я забуду о своем обещании, а также если я уже признала [свое обязательство], тогда как мне жить среди людей?»6

Царь простил обоих сыновей из уважения к преданности легендарной женщины своему долгу, но такое счастливое разрешение дела отнюдь не смягчает жесткий наказ автора данной легенды. Прославление женщины за то, что она сделала выбор в пользу убийства ее собственного ребенка ради продления рода по линии своего мужа, как это предлагается в дошедшей до нас легенде, когда речь зашла о решении противоречия между «общественным долгом» и «материнской любовью», служит ужасающей демонстрацией нравственных вывертов, возникших в силу передачи родственных связей исключительно по мужской линии.

Недоверие к женщинам в Китае оказывалось настолько громадным, что в определенных забавных случаях прославляли выбор родословной брата по мужу просто потому, что при этом женщина отказывалась от собственных привязанностей и предпочтений. Так, когда добродетельная тетушка Лу отказалась от своего собственного сына, чтобы спасти сына ее брата, она еще раз оправдала свое решение с точки зрения отказа от «материнской любви» ради выполнения «общественного долга». Точно так же одна женщина в Ляне попыталась спасти сына своего старшего брата из горящего дома, но так получилось, что под руку попался ее собственный сын. К тому моменту, когда она обнаружила свою ошибку, огонь уже слишком разгорелся, чтобы вернуться спасать ее племянника. Когда подруги попытались остановить ее, собравшуюся снова броситься в пламя, она воскликнула: «Обретя репутацию женщины нечестивой, с каким лицом я предстану перед моими братьями и вообще жителями столицы?! Мне остается только что бросить своего сына назад в огонь, но тогда я опорочу понятие материнской доброты. При таком раскладе мне лучше вообще не жить». Выкрикнув эти слова, она ринулась в бушующее пламя, где и погибла7.

Угроза, исходившая от мачехи или свояченицы, соотносилась с опасностью того, что овдовевшая мать тоже могла повторно выйти замуж. Первый китайский император посвятил этому свои письмена, выгравированные на скале на вершине горы Гуйцзи: «Если женщина с ребенком снова выходит замуж, то она предает мертвых и поступает непристойно»8. Эта проблема повторного брака в период правления династии Хань приковывала огромное внимание, так как родословной по мужской линии наносился большой ущерб, а то и грозило полное исчезновение, если вдова снова выходила замуж и присягала на верность новой семье. Понятно, что родственники вдов часто советовали им повторно выходить замуж ради установления новых союзов, да и женщины сами, несомненно, в некоторых случаях принимали решение обвенчаться снова. В таком случае родственники ее новой семьи заставляли женщину ценить сыновей своего нового мужа выше ее сыновей от предыдущего брака.

Чтобы предотвратить все эти сложности, авторы ряда трактатов утверждали, будто овдовевшая женщина вообще не должна повторно выходить замуж: «Добропорядочность – вот достоинство любой жены. Однажды соединившись со своим мужем, она ничего не должна менять на протяжении всей своей жизни. Так что если ее муж умирает, то она не должна вступать в новый брачный союз»9. Классическим воплощением такой мысли служила вдова Гао Син («Благородное поведение») из столицы Лян. Прославленная своей красотой, она овдовела совсем молодой, но все равно отказалась снова выходить замуж. Сам царь Ляна прислал к ней министра с обручальными подарками, чтобы пригласить ее к нему в жены. А она ответила: «Мне всегда говорили о долге жены, состоящем в том, что, раз уж девушка вышла замуж, менять мужа она не имеет права. Тем самым она хранит в неприкосновенности нравственную чистоту непорочности и благочестия. Нечестно забывать мертвых и суетиться с обустройством в этой жизни. Соблазниться на честь [которой удостаивает сам царь] и предать забвению скромного [своего первого мужа] означает поддаться пороку. Тот, кто отказывается от выполнения своего долга и преследует шкурный интерес, утрачивает все права на то, чтобы называться человеком». Она взяла зеркало и, глядя в него, ножом отрезала себе нос. Она сказала: «Я изуродовала свою внешность, но не наложила на себя руки, так как не могу допустить, чтобы мои дети совсем осиротели. Царь захотел меня из-за моей былой красоты, но теперь с моим уродством, вероятно, я ему больше не нужна»10.

Эту ужасную трагедию отнюдь не сочинили на досуге: в исторических хрониках находим запись случаев, когда вдовы отрезали себе уши, пальцы на руках или нос, только чтобы не выходить снова замуж (рис. 13). Кто-то предпочитал наложить на себя руки.

Структура родства, как она изображена в этих легендах и в произведениях искусства периода Хань, скреплена мужской линией, идущей от отцов к сыновьям. Нуклеарная семья как доминирующий вариант домашних хозяйств при династии Хань в основе своей подрывает передачу родословной по мужской линии в силу присоединения к ней женщин извне. Отношения с женами, родственниками со стороны супруги, матерями и мачехами – все это таит угрозу единственной надежной связи: связи между отцом и сыном. Сохраняющая преданность своей родной (натальной) семье, будущему второму мужу, а также ее биологическим детям, любая жена несет в себе угрозу родословной и своего супруга, и его потомков. Особенно справедливо это в отношении тех, кто становится мачехами, но угрозу несут все женщины без исключения. Даже мать, если она вступает в повторный брак после смерти мужа или обладает слишком большим влиянием на поведение собственных сыновей. Вся сила недоверия к женщинам олицетворяется в переходящих все границы разумного актах самоотречения, к которым их принуждают ради подтверждения преданности родословной по мужской линии. Для представителей рода мужского пола нанесение себе физических увечий и самоубийство причислялись к тягчайшим преступлениям, угрожающим не только самим преступникам, но и благополучию их родовых кланов. То, что женщин могли прославлять за такие поступки, служит свидетельством их маргинального положения в воззрениях теоретиков китайской классической мысли11.