В дверь постучали. Робертссон повысил голос, сказал, чтобы не мешали. Русские женщины поспешили прочь, шаги затихли. Смена кадра. Появился Ван Миньхао, глянул в камеру, исчез. Робертссон перемотал назад, остановил запись в тот миг, когда Ван смотрел в камеру. Виви Сундберг наконец тоже заинтересовалась. Задернула шторы на ближайшем окне. Картинка стала отчетливее.

— Ван Миньхао, — сказала Биргитта Руслин. — Если это имя подлинное. Двенадцатого января он ниоткуда появляется в Худиксвалле. Ночует в маленькой гостинице, прихватив с собой ленточку от бумажного фонаря, висящего в ресторане. Позднее эту ленточку находят на месте преступления в Хешёваллене. Откуда он взялся и куда уехал, я не знаю.

Робертссон, наклонясь вперед, стоял у телевизора. Потом сел. Виви Сундберг открыла бутылку минеральной воды.

— Странно, — обронил Робертссон. — Полагаю, вы удостоверились, что красная ленточка действительно из того ресторана?

— Я их сравнила.

— Да что тут происходит? — раздраженно воскликнула Виви Сундберг. — Вы что же, параллельно ведете частное расследование?

— Я не хотела мешать, — сказала Биргитта Руслин. — Знаю, у вас масса работы. Задача прямо-таки немыслимая. Хуже, чем тот случай, когда в начале двадцатого века психопат расстрелял на меларенском пароходе кучу людей.

— Йон Филип Нордлунд, — деловито уточнил Робертссон. — Из тогдашних плохих парней. Выглядел как нынешние бритоголовые хулиганы. Семнадцатого мая девятисотого года он убил пять человек на пароходе, курсирующем между Арбугой и Стокгольмом. Его обезглавили. Что нашим бузотерам едва ли грозит. Как и тому, кто учинил резню в Хешёваллене.

Виви Сундберг, похоже, была не в восторге от исторических экскурсов Робертссона. Она исчезла в коридоре, но скоро вернулась.

— Я попросила принести сюда тот фонарь из ресторана.

— Они открывают только в одиннадцать, — заметила Биргитта Руслин.

— Город маленький, — ответила Виви Сундберг. — Найдем хозяина, он откроет.

— Проследи, чтобы орда из СМИ не пронюхала, — предупредил Робертссон. — Представляешь себе заголовки? «Китайский след в хешёвалленской резне? Разыскивается косоглазый психопат».

— Вряд ли это будет возможно после пресс-конференции во второй половине дня, — сказала Виви Сундберг.

Значит, телефонистка права, быстро подумала Биргитта Руслин. Что-то произошло, и сегодня об этом сообщат. Вот почему они проявляют весьма умеренный интерес.

Робертссон закашлялся. Приступ оказался очень сильным, лицо налилось кровью.

— Сигареты, — сказал он. — Я выкурил столько сигарет, что если выложить их в один ряд, то получится расстояние от центра Стокгольма до Сёдертелье и дальше на юг. Примерно от церкви Искупления они с фильтром. Правда, лучше от этого не стало.

— Давайте-ка разберемся. — Виви Сундберг села. — Вы вызвали здесь изрядное беспокойство и досаду.

Сейчас вспомнит про дневники, подумала Биргитта Руслин. Нынешний день закончится для меня тем, что Робертссон выкопает для меня обвинительную статью. Вряд ли злоупотребление в судебном деле. Но найдутся и другие параграфы, к которым он может прибегнуть.

Однако Виви Сундберг о дневниках не обмолвилась, и Биргитта Руслин вдруг почувствовала взаимопонимание, несмотря на недоброжелательность. Очевидно, про тот инцидент кашляющему коллеге знать незачем.

— Конечно, мы все это рассмотрим, — сказал Робертссон. — Мы работаем объективно. Но никаких других следов, подтверждающих, что в деле замешан китаец, у нас нет.

— Орудие убийства? — спросила Биргитта Руслин. — Оно найдено?

Ни Виви Сундберг, ни Робертссон не ответили. Значит, нашли, подумала Биргитта Руслин. Вот о чем они сообщат сегодня журналистам. Конечно.

— В данный момент мы от комментариев воздержимся, — сказал Робертссон. — Подождем, пока доставят фонарь и можно будет сравнить ленточки. Если они совпадут, ваша информация с полным основанием войдет в расследование. Кассету мы, понятно, оставим у себя. — Он придвинул блокнот, начал записывать. — Кто видел этого китайца?

— Официантка из ресторана.

— Я часто там обедаю. Которая — молодая или старая? Или ворчун-папаша из кухни? У которого бородавка на лбу?

— Молодая.

— Она то примерная скромница, то очень не прочь пофлиртовать. От недовольства, наверно. А еще кто?

— В каком смысле?

Робертссон вздохнул.

— Дорогая коллега, вы удивили нас этим китайцем, которого, как говорится, вытряхнули из рукава. Кто видел его? Вопрос простой, проще не бывает.

— Племянник хозяина гостиницы. Как его зовут, не знаю. Стуре Херманссон сказал, он в Арктике.

— Иными словами, расследование принимает неслыханный географический размах. Сперва вы преподносите нам китайца. Теперь оказывается, свидетель в Арктике. Об этом деле писали «Тайм» и «Ньюсуик», мне звонили из лондонской «Гардиан», «Лос-Анджелес таймс» тоже интересуется. Кто-нибудь еще видел этого китайца? Причем, надеюсь, человек, не находящийся сейчас в бескрайних австралийских пустынях.

— Уборщица из гостиницы. Русская.

Робертссон отозвался чуть ли не победоносным тоном:

— Что я говорил? Теперь еще и Россия. Как ее имя?

— Стуре Херманссон зовет ее Наташей. Но это не настоящее имя.

— Может, она здесь нелегально, — заметила Виви Сундберг. — Иной раз мы отлавливаем тут нелегалов, русских и поляков.

— Сейчас это к делу не относится, — перебил Робертссон. — Ну а еще кто-нибудь видел этого китайца?

— Я не знаю, — ответила Биргитта Руслин. — Но ведь он каким-то образом приехал сюда и уехал. На автобусе? На такси? Кто-то должен был его заметить?

— Это мы проверим. — Робертссон отложил ручку. — Если информация окажется действительно важной.

Чему вы не верите, подумала Биргитта Руслин. Каков бы ни был ваш собственный след, вы считаете, что он важнее.

Виви Сундберг и Робертссон вышли из комнаты. Биргитта Руслин почувствовала усталость. Конечно, вероятность, что ее находки имеют отношение к делу, исчезающе мала. По собственному опыту она знала, что необычные данные, указывающие в определенном направлении, зачастую оказывались ложным следом.

В ожидании она все нетерпеливее расхаживала по комнате. Таких прокуроров, как Робертссон, в ее жизни всегда было множество. Женщины-полицейские часто выступали свидетелями в суде, правда, были не такими рыжими, как Виви Сундберг. Но говорили так же медленно и отличались избыточным весом. Циничный жаргон везде одинаков. Среди судей разговоры о преступниках иной раз тоже до ужаса грубы и унизительны.

Вернулась Виви Сундберг, а следом за ней Робертссон вместе с Тобиасом Людвигом. В руке у прокурора был пакет с красной ленточкой, Виви Сундберг принесла ресторанный фонарь.