«Пища оставалась почти неизменной, — констатирует Дейвис, — а блюда готовились с таким искусством, что всегда доставляли настоящее наслаждение. И не надо было быть большим гурманом, чтобы оценить их по достоинству, потому что все они были обильно приправлены специями». Уолтер Колтон пишет: «Единственное мясо, которое здесь едят в большом количестве, — говядина. Говядина — на первый завтрак, говядина на обед и говядина на ужин. Свинину подают очень редко. Что касается кур, то это пища для больных. В лесах полно куропаток и зайцев; близ рек и лагун масса уток и диких гусей, в заливе обилие вкуснейшей рыбы. Но ни один калифорниец не станет ловить ее на удочку и не пойдет на охоту, пока у него есть лошадь и седло»(15).

Колтон и Дейвис не устают говорить об элегантности одежды калифорнийцев. На них были хрустящие рубашки, вышитые пиджаки, шелковые шейные платки яркой расцветки, золотые и серебряные пуговицы и кисти, леггинсы из самой мягкой замши, сомбреро из Мексики или Перу, изготовленные из «бекуньи — бобровой кожи самой лучшей выделки», а когда становилось холоднее, все надевали элегантный сарапе.

Много золота и серебра было и на седлах — экипировка ранчеро и его лошади стоила иногда несколько тысяч долларов.

Для калифорнийца было привычным делом сажать даму в седло. Тогда сам он садился на кожаную анкеру, полумесяцем покрывавшую круп лошади. Многие юноши так отправлялись со своими красотками на фанданго. Свадебные традиции требовали, чтобы какой-нибудь близкий родственник отвозил невесту в церковь на своей лошади. «Этот джентльмен самым галантным образом выполнял эту обязанность в полном сознании ответственности и доверия, оказанного ему»(16), — сообщает Дейвис. Лошадь в таких случаях бывала роскошно наряжена. Анкера и попона расшивались золотыми и серебряными нитями, у невесты было собственное седло, а вместо стремян к седлу изящно привязывалась длинная лента из красного, голубого или зеленого шелка, спускавшаяся с одного бока лошади и образовывавшая петлю, «в которую дама легко вставляла ногу»(17).

Калифорнийские женщины были умелыми наездницами. Все очевидцы хвалили их ловкость, смелость и физическую выносливость. Кроме того, они были неутомимыми танцовщицами и могли танцевать ночи напролет без малейших признаков усталости. «После нескольких ночей, проведенных в танцах, их движения и осанка оставались такими же полными жизни и воодушевления, что и в начале, тогда как мужчины выказывали явные признаки усталости — их выносливость несравнима со стойкостью дам»(18). Последние обладали также и многими другими достоинствами. Они были прекрасными хозяйками дома, большими хлопотуньями, «хотя у самых богатых была масса индейских служанок». Они «ловко управлялись с иголкой», восхитительно и терпеливо вышивали, талантливо играли на гитаре. Наконец, очевидцы хвалят добродетельность, как замужних, так и девиц. Об их интеллектуальных способностях нам ничего не известно. Но если учесть низкий уровень их образования, то можно предположить, что интеллектом они не блистали.

Приемы, устраивавшиеся калифорнийцами, всегда очень веселые, служили прекрасным поводом для музицирования и танцев. По случаю какой-нибудь свадьбы балы могли следовать один за другим в течение нескольких вечеров. Случись, что к молодоженам заявятся друзья с неожиданным визитом, так сразу же организуется «валесито касеро» — интимная вечеринка. Ранчеро обожали эти встречи. Все они были музыкантами, и вечеринка протекала в радости, за танцами и пением. Оставаясь в кругу семьи, ранчеро сразу же после ужина обычно расходились по своим комнатам.

Находился ли владелец в своем поместье или нет, заботы о ведении хозяйства возлагались на домоправителя-майордомо, под началом которого находились «капрал» и вакерос. Вакеро, будь он индейцем или метисом, был превосходным наездником, и никто не мог с ним сравниться в работе с лассо. На каждом ранчо имелась своя кабальяда, или табун дрессированных лошадей, которые с такой же ловкостью собирали скот, что и вакерос.

На ранчо с восемью тысячами голов скота обычно бывало 12 кабальядас по 25 лошадей в каждой. Вакерос постоянно отбирали новых жеребят на смену уставшим лошадям из кабальядас. Калифорнийская лошадь среднего роста, она сухопара и грациозна, у нее умный живой взгляд, пышная грива и потрясающая выносливость. Наездник требовал от нее многого, ведь калифорниец ненавидел ходить пешком и всюду ездил на лошади, причем всегда — в полный галоп. «Когда его лошадь начинала уставать, — рассказывает Эдуард Ожер, — он отлавливал с помощью лассо одну из гулявших на свободе лошадей, садился на нее и ехал дальше, меняя таким образом иногда несколько лошадей до прибытия к месту назначения»(19). Лошадь была верным товарищем калифорнийца как в его забавах, так и в повседневных делах.

Но время от времени несколько кобыл или молодой жеребец сбегали с какого-нибудь ранчо к своим диким собратьям, сбивавшимся в табуны в долине реки Сан-Хоакин, которая в то время была почти необитаемой.

«Летом, — рассказывает Уильям Хит Дейвис, — сыновья ранчеро, собираясь по восемь, десять или двенадцать человек, отправлялись в долину верхом на своих самых лучших и самых быстрых скакунах на отлов диких лошадей. Прибыв на место, где собрался большой табун, с лошадей снимали седла и ехали дальше без них. Животных достаточно свободно обвязывали веревкой, и всадник, оставшийся без седла и стремян, скользил коленями по веревке, к которой был также привязан и один конец лассо»(20).

Увидев, что люди приближаются, дикие лошади в страхе убегали. Всадники устремлялись за ними. Лошади шли галопом, вытянув шею и опустив голову с прижатыми ушами. Их гривы развевались по ветру, когда они взлетали на самые крутые склоны, даже не замедлив темпа и явно получая удовольствие от этой бешеной скачки.

«Когда люди догоняли табун, каждый всадник намечал себе добычу и преследовал ее, в нужный момент бросая лассо, которое охватывало шею лошади. Тогда он останавливал свою собственную лошадь, и начиналась упорная борьба. Всадник твердой рукой сдерживал свою и пойманную лошадей, затягивая веревку так, что дикарка начинала задыхаться и в конце концов, выбившись из сил, была вынуждена уступить»(21).

Это был возбуждающий и опасный спорт, в котором побеждали калифорнийцы. Он требовал от всадника крепких нервов и величайшего мастерства в обращении с лошадью.

За один раз таким образом могло быть отловлено 50 или 60 лошадей. Их приводили на ранчо, запирали на ночь в коррале[38] и группами выводили на пастбище днем, пока они не привыкали к домашним лошадям настолько, чтобы их можно было выпустить на свободу, не опасаясь бегства.