гроб рядовой шустро отбежал от могилки, и сразу меня ощутимо продрало помехами какое-то неряшливое воздействие. Послышался шорох осыпающегося песка, а потом обитатель гроба рывком сел: серый, одутловатый и, вне всякого сомнения, мёртвый!

Я узнал его: это был один из тех, кто прошёл инициацию во время вчерашнего забега. Стал оператором вопреки всему и вот как кончил — оказался закопан заживо, превратился в…

Нужного слова я подобрать не сумел. Мёртвые бельма закатившихся глаз ничего видеть не могли, голова торчала под каким-то неестественным углом, а изо рта торчал разбухший язык, но существо выбралось из гроба и выпрямилось, замерло, покачиваясь на краю могилы. И я знал наверняка: им не управляют телекинезом, тут что-то другое. Нечто несравнимо более жуткое и опасное.

Я попятился к платформе и потянул за собой дядю Мишу. Остальные военнопленные попятились за нами, и никто из караульных не велел вернуться обратно, им было сейчас не до нас. Офицер с двумя звёздами, от которого и расходились энергетические помехи, хрипло выдохнул, и тут же мёртвое тело сначала рухнуло на колени, а потом повалилось ничком. Повинуясь резкому окрику, унтер обнажил меч, шагнул вперёд и едва успел отскочить, когда покойник неуловимым движением выпростал из-под себя руку и едва не сцапал его за лодыжку.

Мертвец встал с земли, и его глаза больше не были тусклыми, теперь они словно подсвечивались изнутри, и сияние это беспрестанно разгоралось.

Захлопали винтовки, тронутую разложением плоть начали прошивать тяжёлые пули, но ходячего мертвеца это не остановило, как не сумели остановить его энергетические жгуты, опутавшие руки и ноги. Но вот затормозить они его затормозили, и подскочивший со спины унтер на сей раз не сплоховал и ударом меча снёс голову покойника с плеч. И всё — квази-жизнь мигом оставила покойника, он рухнул на землю.

Нисколько не тронутую разложением голову убрали в деревянный ящик, а тело, когда караульные согнали нас обратно, пришлось грузить на одну из тележек.

— Что за чертовщина тут творится? — хрипло выдохнул дядя Миша. — Матерь божья, спаси и сохрани!

Я не рискнул ответить, приналёг на ручку тележки, спеша присоединиться к остальным и поскорее отсюда убраться. Оставшаяся разрытой могилка пугала меня до дрожи в коленях.

На обратном пути мы вдобавок к нашему жуткому грузу собирали разбухшие и вздувшиеся трупы разной степени разложения, оттащенные с дороги на обочину. Распределять их взялся Перовский, но мне было слишком плохо, чтобы устраивать скандал, едва на ногах стоял. Да и повода, если честно, достойного не нашлось, все тележки оказались загружены больше некуда, ни одну порожняком не катили.

Ещё и возвращаться приходилось на восток, поднявшееся над горизонтом солнце слепило глаза и заставляло либо щуриться, либо опускать лицо к заваленной полуразложившимися телами тележке. Поначалу у меня от рвотных позывов так и сводило рёбра, а некоторых выворачивало наизнанку и не по разу.

Думал, местом упокоения погибших станет братская могила, ожидал даже, что именно нам её и поручат копать, но вместо этого пришлось делать крюк до берега реки. К дощатому мостку военнопленных не подпустили, трое караульных взяли винтовки наизготовку, а пара назначенных унтером бойцов принялась закатывать на помост тележки и вываливать их жуткое содержимое прямо в воду.

— Животные, — процедил дядя Миша, но тихо-тихо, чтобы никто кроме меня не услышал.

Я молча кивнул, не стал говорить, что мёртвым всё равно, а нам мороки меньше.

Неправильно это. Так нельзя.

По возвращении в лагерь, нас повели в корпус с душевыми, и я несколько даже воспрянул духом, радуясь скорой возможности напиться. Вот и расслабился, вот и не сообразил сразу, что загнали в совсем другое помещение с глухими каменными стенами. Опомнился только, когда за спиной с металлическим лязгом захлопнулась массивная дверь.

Господи, теперь-то что ещё?!

Глава 3/1

Железная дверь не шелохнулась, сколько её ни толкали; стояла как влитая. Вместе с темнотой навалилась паника, какие-то животные инстинкты требовали выбраться отсюда любой ценой, но не выбраться, если только с разбегу голову о стену не проломить. А какой смысл тогда суетиться? Каменный мешок два на три метра и до потолка можно рукой достать, даже на цыпочки не вставая, нам всем так и так воздуха надолго не хватит.

— Да угомонитесь вы! — прикрикнул на колотивших в дверь мужиков Родион Перовский. — Хотели бы убить, убили бы!

В другой ситуации посмеялся бы над такой откровенной наивностью, а тут внял голосу рассудка и уселся на пол в дальнем от входа уголке. Если уж этот дворянчик не желает лицо терять, чем я хуже? Да и нет смысла уподобляться курице с отрубленной головой — если нас взялись убивать, криком делу не поможешь.

И всё же сидеть сложа руки я не собирался. Пусть оперативно восстановить сверхспособности шансов было откровенно немного, имело смысл хвататься за любую возможность спастись, сколь бы мизерной она не представлялась. Откинувшись спиной на стену, я, хоть в каменном мешке и стоял кромешный мрак, закрыл глаза и погрузил сознание в транс, дабы мысленно вернуть себя на лесную поляну, а там слегка подкорректировал окружающую действительность. За спиной древесный ствол, в затылок колет сучок, а ручей плещется сильнее обычного, заглушает испуганные голоса.

Призрачная рука погрузилась в грудь и начала ощупывать энергетический узел, пытаясь разобраться с его структурой. Неровная пульсация сего нематериального органа занятие это нисколько не облегчала, но мало-помалу наметился прогресс. Узел был одуряюще неправильным, словно бы составленным из одних только искажённых и перекрученных пространственных разрезов.

Или же разрезов непосредственно в моей душе?

Я хотел было отбросить эту нелепую мысль, но вдруг сообразил, что именно она и является ключевой. И, если взять за основу предположение, что центральный энергетический узел является многократно искажённой проекцией входящего канала, для оценки его структуры потребуется не столь уж и сложный мысленный эксперимент. Я даже начал разворачивать разрезы и сопоставлять их с этапами моей нестандартной инициации, да только почти сразу отвлёкся на радикальные изменения, происходящие в воображаемой вселенной.

К полянке приближался лесной пожар. Мелькали не столь уж далёкие языки пламени, взлетали к небу искры, так и веяло жаром. От удивления я вывалился из транса и обнаружил, что по лицу стекают капли пота, а рубаха и штаны уже мокрые — хоть выжимай.

Какого чёрта?!

Нас ведь не поджаривали, стены и пол не обжигали кожу, напротив — казались чуть холоднее воздуха!

Точно! Дело в раскалённом воздухе, который задувал в каменный мешок через невидимые в темноте отверстия под потолком.

Жарко, жарко,