Путь от станции до Андрюхи неблизкий – километра три, – а вещей набралось, хоть выкидывай. Лямки рюкзака давили на плечи, пакет в левой руке потихоньку рвался, и очень быстро Сергеев пожалел, что столько всего набрали: «Потом бы вместе со всеми, когда собрались… Наташка наверняка на машине будет. Сгоняли бы…» Мешала и бутылка «Старого мельника», которую он купили в ларьке в последний момент – пиво на ходу не пилось, а бросать было жалко; хотелось идти быстрее, но жена с кенгурушником на груди отставала, сын постоянно наклонялся за палыми шишками, набивал ими карманы, терял, опять нагибался. Жена ругалась:

– Ну куда ты их пихаешь?! Саша! Пойдем!

– Я в костер хочу!..

– У Андрея там наберем. У него много.

Сергеев чуть не сказал, что у Андрюхи никаких шишек нет, с его участка даже сосен не видно, но тут же осекся: сын поверил и побежал вперед…

Дома, заборы, ворота справа и слева были в основном по моде и возможностям пятидесятых годов. Но среди них вдруг появлялось такое, на чем взгляд сам собой задерживался и тяжесть рюкзака слабела, – резные воротца, теремки, остатки ажурной беседки под огромной елью. И вспоминалось, что здесь когда-то бывали Савва Морозов, Шаляпин, Шолохов жил, бегал Тимур со своей командой; где-то стоит расписанная Васнецовым церковь поразительной, говорят, красоты… «Надо погулять, посмотреть, – говорил себе Сергеев. – Обязательно в этот раз погулять одному спокойно». Но чувствовал, что опять не погуляет и ничего не увидит – как-то так всегда получалось, что они торопливо доходили от станции до Андрюхи, а через сутки, двое, трое так же торопливо шли обратно на станцию самой короткой дорогой…

Укрытая лесом старая часть Клязьмы кончилась, начались коттеджи.

Когда-то здесь было Опытное поле, и вдалеке еще оставались ряды теплиц с побитыми стеклами, но лет десять назад на нем начали давать участки под дачи. По шесть соток. Андрюха участок получил от церкви, для которой писал иконы. Поставил купленный сруб, насобирал мебели; мастер сложил печь. Но привести дом по-настоящему в приглядный вид – обшить рейками, сделать веранду, второй этаж достроить – никак не удавалось. Хотя это была для него не дача, а постоянное жилье – старенькие Андрюхины родители жили в однокомнатной квартирке в Мытищах.

А вокруг быстро выросли особняки из красного и желтого кирпича, вытянулись мощные глухие заборы в полтора человеческих роста. Но один пятачок – как раз напротив Андрюхиного участка – всё пустовал, и это было даже символично: верующий Андрюха с крыльца видел купол Тарасовской церкви. «Вот всё у меня по правилу, – любил говорить он, вытягивая руку в сторону церкви, – в любой момент могу на святой крест помолиться». И гости неизменно приходили в восторг, искренне соглашаясь, что это действительно правильно, когда церковь видна…

– Никита! Никита, смотри! – сзади испуганно вскрикнула жена.

Он резко обернулся:

– Что?

– Смотри, строят все-таки!

– Бли-ин, – Сергеев досадливо и облегченно выдохнул, – вижу я, вижу… Думал, с Дашкой что…

И вот пустующий пятачок перестал пустовать – посреди него появилась яма и кучи земли, рядом лежал штабель бетонных плит.

– Кошма-ар, – чуть не плакала жена, – бедный Андрюшенька…

– Ну, что делать… – Сергеев сунул руку в щель в калитке, продвинул влево железный штырь. Калитка приоткрылась. – Пошли. Потом обсудим…

Ключ от дома лежал в условленном месте – внутри старинного угольного утюга в тумбочке на недостроенной веранде.

Сергеев открыл дверь, тут же почувствовал знакомый дух Андрюхиного жилища – смесь из запахов каких-то сушеных трав, специй, чего-то подкисшего, вареной рыбы, печной сажи… Но раньше здесь пахло иначе – масляными красками, скипидаром, лаком. Он вспомнил об этом с грустью и сожалением. Сожалением то ли об Андрюхе, который стал совсем другим, то ли о себе той поры, которую не вернуть.

– Кубик! – закричал сын. – Кубичик!

Ответный, приветливо-снисходительный мявк, а следом изумленный голос жены:

– Узнали! Никита, ты слышишь?! Они друг друга узнали… Здравствуй, Кубик! А где твой хозяин?

Сергеев щелкнул выключателем, стал стаскивать рюкзак.

Обстановка на кухне не изменилась. Овальный обеденный стол с большим столетником посредине, стулья вокруг, толстые, похожие на пледы, шторы; на стенах висят картинки и фотографии – края их загнулись, а сами они потускнели от пыли. Полки с посудой, этажерка, электрочайник, полуразвалившийся антикварный буфет в углу. Холодильник, печь, обогреватель, телевизор…

Дом Андрюхи по-деревенски состоял из двух частей – большая кухня, она же главная комната, и горница, куда раньше старались не заходить – у Андрюхи там была мастерская. Потом она стала спальней для гостей.

Сергеев поставил рюкзак на стул, подвигал торсом влево-вправо, чувствуя ломоту в костях. Жена расстегивала кенгурушник. Дашка, слава богу, спала. Сын играл на веранде с Кубиком.

– Дверь надо закрыть, – сказала жена, – дует.

Сергеев крикнул сыну:

– Саня, ты или зайди, или дверь закрой! Не май месяц.

Дашка от этого всхлипнула и заворочалась. Жена досадливо зашептала:

– Чего кричать-то?! Концерта хочешь?

Сергеев пошел и закрыл дверь. Включил обогреватель в закутке возле прихожей. Заглянул в спальню. На натянутой веревке висели женские вещи. Топик, лифчик, трусы… Вернулся к столу:

– Там чье-то белье висит. И кремом пахнет.

– Да-а? – Жена тут же пошла посмотреть; дочка лежала на столе.

Сергеев стал выкладывать рядом продукты из рюкзака. Выкладывал с машинальной деловитостью, а в голове завертелось: «Зря приехали… Блин, зря приехали…»

– Точно! Ничего себе! – шепот жены был и радостным и тревожным. – Неужели у Андрюхи кто-то появился. Он даже не намекнул никак…

– Зря мы приехали, – отозвался Сергеев. – С ребенком тем более. Как начнет капризничать…

– Почему зря? Андрей так обрадовался, когда я сказала…

– Он всегда радуется. Ему работать надо, иконы писать…

– Знаешь что! – вскричала жена, но по-прежнему шепотом. – Ты сказать хочешь, что я мешаю?.. Да?

Сергеев промолчал.

– Ну давай уедем! Раз в год решили, так нет – сразу надо всё испортить…

– Ладно, перестань.

Он бросил пустой рюкзак под вешалку и вышел на улицу.

Обычно шашлыки жарили за сарайчиком – место тихое, уютное, окружено кустами крыжовника. Там стоял мангал, низенький столик, даже две скамейки вкопаны… Сергеев решил проверить, всё ли так, как было.

Возле сарайчика наткнулся на гору чурок, а у стены увидел поленницу. «Дрова есть», – первым делом мелькнула мысль, и он почувствовал облегчение, что не надо, как это случалось уже два-три раза, бродить по участку в поисках щепок, обрезков или идти в ближайший лесок-свалку за сучьями и старыми досками. И Сергеев чуть было не пошел обратно, чтоб велеть жене резать лук в шашлык, помельчить особенно крупные куски мяса. Есть уже начинало хотеться…