— Расписку оставить не забудь. Образец с ручкой и бумагой на посту лежит. С одеждой не помогу. Гардероб закрыт до утра. Если такой здоровый лось, что с сотрясением домой готов скакать, то как-нибудь справишься.

Спустя полчаса в машине такси сотрясение и ночь в больнице уже стали казаться чем-то из другой жизни. Укол сделал свое дело. Боль отпустила меня полностью. Вместо нее усталость навалилась на плечи, и к КПП поселка я провалился в сон.

Во сне перед глазами мелькало лицо Майи. Я видел ее улыбающуюся в шапке с помпоном, огромным вязаным шарфом и снежком в руках. Видел серьезную, задумчиво склонившуюся над конспектом с кончиком ручки во рту и складкой между бровей. Видел тянущуюся ко мне губами. Во сне они были мягкими, со вкусом соленой карамели, и от их прикосновений по телу растекался жар.

А еще видел ее растерянную сквозь густую завесу снега. Это видение было самым ярким и реальным. Пчелка будто кричала мне что-то, била кулаками по разделявшему нас стеклу, звала. Она хотела ко мне. Хотела что-то сказать.

В уголках карих глаз сверкала влага, от которой у меня внутри словно нож проворачивался. Обветренные губы открывались и закрывались, произнося слова, которые тут же уносил ветер. Белые пальцы тянулись ко мне с таким отчаянием, что хотелось сломать все преграды и разбить все стекла, только бы коснуться и забрать мою девочку к себе.

Но потом видение исчезло. Чужие руки обхватили Майю и утянули подальше, в темноту. Больше я ее не видел. Машина остановилась возле дома, и сны растаяли. Укутанная с ног до головы в норковую шубу с крыльца слетела сестра. Расплатилась с таксистом, Юля помогла мне выбраться из салона и до самого дома не отлипала ни на миг.

Моей реальностью была лишь она. Знакомой. Не слишком радостной. Но постоянной. Возможно, впервые все же следовало послушаться врачей. Остаться в больнице и еще хоть ненадолго продолжить думать лишь о процедурах, уколах и прочей бессмысленной ерунде.

— Я так волновалась за тебя.

Даже в доме Юля не отстала от меня. Будто тень она следовала повсюду. Из прихожей — в кухню, из кухни — в гостиную. Оттуда — на второй этаж, в мою комнату.

— Не стоило. Я живучий.

— Я смотрела матч. Видела, как тебя сбили. Макс, это было так страшно. Кровь на льду, носилки… у меня чуть сердце не остановилось. Никогда не любила твой хоккей, а теперь точно и не полюблю.

Она попыталась коснуться плеча, но я одернул. Сам не знаю почему. Не хотелось прикасаться ни к кому.

— Со мной такое уже случалось. Опасности нет.

— А врачи? Что они говорят? Я хотела поехать в больницу, но твой агент сказал, что туда уже не пускают.

— Юль, со мной все в порядке! — я не знал, настоящая это забота или мнимая, но сил разбираться сегодня не было. — Отосплюсь, и завтра буду как обычно.

— Прости, — сестра закусила губу. Жест знакомый, только исполнительница раньше была другая. Такая же искусная. — Я тебе мешаю?

Приложив ладонь ко лбу, я глубоко вдохнул.

— Мне просто нужен покой. Все.

— Еще раз прости. Я… Я… Не буду тебя беспокоить. Ты дома, и это главное.

Как гейша, семеня задом к двери, Юля добралась до порога. Испуганная, тихая и непривычно послушная. Если бы на душе не было так хреново, обязательно поинтересовался бы, в порядке ли сама. Не помнил ее такой с детства.

— Ты знала, что у меня с Майей роман? — вместо прощания, когда Юля уже почти скрылась, я все же спросил.

Дверь со скрипом закрылась и снова открылась настежь.

— Догадывалась, — на удивление сестра не стала юлить.

— И знала, что у нее роман с Сашей?

— Мне нужно было открыть тебе глаза, но я не знала как. Ты так верил, что она не похожа на меня…

Ничего не ответив, я горько усмехнулся.

— Помнишь свои слова? — Юля закрыла глаза и процитировала: — Она должна была стать мстительной стервой, а не ты.

— Да, — во рту пересохло.

Фраза, которую я бросил еще до близости с Майей, вернулась бумерангом и ударила по голове.

— Ты ошибся, братик. Мне жаль, если тебе больно от этого знания, но это обязательно пройдет, — сестра снова вошла в комнату и обняла меня за талию. — У тебя есть я, будут другие девушки, есть твой хоккей. Прошлое лучше оставлять в прошлом. Ты сам меня учил, а Майя… она не такая, какой казалась. Она фальшивая, и скоро ты о ней забудешь.

Не желая спорить, я кивнул. «Не такая», «фальшивая», «забудешь» — эхом откликнулось внутри. В это можно было верить. Я видел своими глазами, какой кривой бывает правда, но сознание буксовало. Внутренний детектор лжи упорно молчал, не желая принимать новую правду за правду, и как понимать эту раздвоенность я пока не знал.

Майя

Сколько можно стучаться в запертые двери? Я считала, что пока есть силы, нужно действовать. Брать штурмом любые препятствия. Бороться с собственными страхами. Сбивая костяшки, лупить по замерзшему стеклу и верить.

Пока силы были, я боролась. Голодные, сонные, мы проторчали с Варей до двух ночи под окнами больницы. Снова попытались прорваться через КПП поселка. Устали и замерзли. Но все оказалось напрасно.

Макс как невидимка ускользал от нас каждый раз, а при единственной встрече даже не открыл глаз. Это был какой-то кошмар наяву. Он находился рядом. Сидел, прислонившись головой к стеклу, и не слышал, не видел, не чувствовал меня.

Это был словно какой-то другой Макс. Не тот, что несколько раз спасал меня, умудряясь явиться без зова быстрее других.

Ничего не клеилось. В четыре ночи, опустошенные, мы вернулись в мою квартиру, упали на диван и отключились как две электронные игрушки с нулевым зарядом.

Наставшее спустя каких-то четыре часа утро застигло нас на том же диване в полусидящих позах. С непривычки спина и шея отваливались, а голова гудела как колокол. Наверное, все же стоило пересилить свое отвращение к кровати и не мучить диваном ни себя, ни Варю, но сейчас думать об этом было поздно.

— Какой план на день? — продрав глаза, поинтересовалась Варя.

— Тебе уже не терпится?

— Ага, — простонала она. — С чего начнем?

Еще вчера я ответила бы, что с КПП, ледовой арены и, если снова не повезет, то вечером с аэропорта. Раз уж Макс сбежал из больницы, то следующий матч в Казани он не пропустит ни за что. Однако вместо всех этих попыток и новых поисков сегодня внезапно захотелось другого.

Шок и бешенные дозы адреналина вчера не позволили просочиться ни одной эмоции. Как участник дурацкого квеста, я двигалась, задавала вопросы и даже ни на миг не позволяла страху проникнуть в свои мысли.

Я не представляла, что думает обо мне Макс, и не вспоминала тексты сообщений в телефоне Саши. Я выкладывалась физически, чтобы вернуть любимого мужчину. А сегодня осознание всей катастрофы обрушилось на голову водопадом, и захотелось забиться в угол, чтобы реветь, реветь и реветь.