Шутки у Эльконто иссякли, и голоса стихли, я ненадолго провалилась в поверхностный тревожный сон. А когда вновь открыла глаза, то оказалось, что Лагерфельд, накрывшись пледом, кемарит возле бревна, а Дэйн как бессменный постовой задумчиво смотрит в костер.

Я пошевелилась.

– Не вернулись еще?

– Нет. Ты спи, это может затянуться.

Мы ждали возвращения в лагерь остальных. Канн, Хантер, Рен, Чейзер и Халк ушли в город на разведку еще несколько часов назад и вестей о себе пока не подавали. Благодаря тому, что Рэй смог воспроизвести по памяти голографическое изображение одной из улиц Ревентона, я запомнила его и перенесла ребят в указанное место, после чего сама вернулась в лагерь. И теперь половина отряда прозябала ночью в незнакомом враждебном месте, что заставляло волноваться. По-крайней мере, меня.

– У них все в порядке, ты как думаешь?

– Было бы не в порядке, мы об этом бы уже узнали, – пожал плечами снайпер. – Мерзнешь?

– Мерзну.

– Прохладно в этой дыре. Я тоже мерзну. – Эльконто накинул на свои плечи поверх камуфляжа расстегнутый спальный мешок. – Лень идти за дровами.

Я кивнула, но тень скрыла мое лицо.

Снова попробовать поспать? Вздохнула. Холодно, неудобно, хотелось в туалет, но не хотелось терять остатки драгоценного тепла, скопившегося в спальнике. Поэтому я примостила голову на камне под головой и уставилась в чернеющее сверху небо.

Как это странно – быть здесь. Будто открутилась назад в памяти и мелькнула перед глазами прежняя жизнь Дины Кочетковой: дом, работа, мама, опять работа и дом. Жила и поверить не могла, что однажды произойдет такое – другой мир, какие-то Уровни, незнакомые люди, а теперь уже и знакомые. Что однажды я буду лежать вот здесь, в стылом месте под черным клубящимся небом, пытаться заснуть, одетая в камуфляж, дожидаясь из разведки «своих».

Если кто в моем понимании и вписывался в подобную жизнь, так это солист группы «Любэ». А теперь в нее по иронии судьбы вписалась я. И уже давно не Дина, а Бернарда. И давно не та же самая, какой была несколько месяцев назад. А ведь это только начало пути.

Да и начало ли? А что, если конец…

Мысли против воли соскользнули туда, откуда упорно изгонялись весь сегодняшний день – на тему, на которую даже не стоило начинать думать. Дрейк.

Осталось провести всего один эксперимент, так он сказал.

Всего один.

Накрыв голову спальным мешком, я, как маленькая девочка, зажмурилась.

– Бернарда, я не могу сейчас нормально поговорить: меня срочно вызывают в одно место…

И снова «Бернарда». Никогда еще собственное имя не казалось настолько чужим, как теперь. Ну, почему не «Ди»?

Я поймала его выходящим из Реактора. Нам следовало поговорить, просто жизненно необходимо следовало. Но Дрейк был не из любителей перетирать одно и то же, а потому мою первую и единственную попытку сделать это пресек на корню. И все же, не спрашивая разрешения, я прыгнула за ним в машину и пристегнулась. Седан тут же сорвался с места, ежесекундно ускоряясь.

– Хотя бы скажи мне, сколько у нас еще в запасе времени? Сколько осталось провести экспериментов? Чтобы я знала.

Он молчал непозволительно долго. Затянувшаяся пауза превратила мои нервы из веревок в тонкие ниточки и натянула их до состояния звона.

– Один.

– Один?!

Седан разогнался до предела. А потом с машиной, как и с нами, пассажирами, начало происходить что-то странное: мы растворялись. Салон вокруг замерцал, зашумел, как экран плохого телевизора, потерявшего волну, и начал таять. Бросив испуганный взгляд на свои руки, я ужаснулась: они стали полупрозрачными.

– Дрейк! Что прои…

Договорить я не успела, потому что на какую-то долю секунды «я» исчезла, выпала из этого мира. А затем я снова появилась, собралась воедино из ниоткуда, чтобы поперхнуться странным открытием: за окнами машины мелькала теперь совершенно другая часть города. Из одной окраины Нордейла в другую за секунду. Ага! Так вот, значит, как перемещаются машины Комиссии: они растворяются и появляются из воздуха вместе с пассажирами.

От неприятного осознания того, что мое тело только что разложилось, а затем снова собралось воедино по атомам, я закашлялась. Это было совсем не похоже на мои собственные телепортации: «прыжки» были на порядок приятнее.

Через несколько секунд седан резко остановился – мой лоб не оказался разбитым лишь благодаря ремню безопасности. Собираясь дать волю возмущению, я повернулась, было, к водителю, но тот (и когда успел?) уже вышел на улицу и теперь собирался захлопнуть дверцу прямо навстречу моему раскрытому рту.

Клац!

Моя черепная коробка содрогнулась вместе с салоном.

– Не смейте! Не подходите! Я убью вас!

Мужчина средних лет размахивал пистолетом, целясь то в представителя Комиссии, что стоял слева (он успел приехать сюда раньше нас), то в Дрейка, который, прищурившись, смотрел на разыгравшийся спектакль. Хищный, сосредоточенный и жесткий.

– Вы арестованы. Уберите оружие и сядьте в машину.

Незнакомый представитель Комиссии вещал спокойным равнодушным голосом, ничуть не напуганный выходкой лысеющего агрессора с жидкой бородкой, размахивающего оружием. Из уголков рта последнего сочилась слюна, а глаза от страха и возбуждения непрерывно вращались – отвратительное зрелище. И все же, мне было его жаль. Можно ненавидеть крыс, но загони одну в угол и натрави на нее хищников втрое больше и сильнее – и крыса станет жалким зрелищем. Просто слабым загнанным в ловушку зверьком, сражающимся за жизнь.

Бородач с пистолетом был из той же категории. Подошвы его ботинок непрерывно хрустели по снегу, их обладатель не мог устоять на месте ни секунды, постоянно кружил, переминался, подскакивал, будто силясь удержать равновесие.

– Четверо убитых в торговом центре, – сообщил представитель Комиссии. – Я просканировал его показатели. Угроза N7. Без шансов на восстановление.

Дрейк коротко кивнул в ответ, после чего взмахнул рукой – и над пойманным мужчиной развернулась уже знакомая мне голубая озоновая сетка-купол. Увидев ее, тот по-собачьи заскулил.

– Я не пойду! Не пойду с вами! Я буду стрелять!!! Не приближайтесь ко мне!

– Сопротивление Комиссии при аресте карается смертью, – холодно изрек Начальник и шагнул под растянутый купол.

Пистолет тут же грохнул выстрелом, но пуля, траекторию которой неуловимым движением руки Дрейк успел изменить, ушла в сторону. Увидев, что тот, кто по всем параметрам должен быть мертв, продолжает спокойно приближаться, бородач истошно заорал и еще несколько раз судорожно нажал на спусковой крючок.