На ней уместилась не вся статья, а лишь ее часть, но и этого было довольно.

«…удивил всех нас, опубликовав в „Морнинг пост“ свои извинения перед женой. Он утверждает, что все предшествующие слухи и обвинения были ложными, притом возникшими по его вине, что ребенок его и что этот ребенок являет собой чудо современной науки. Ходят различные слухи, с какой целью граф сделал это опровержение. Саму леди Маккон никто не видел с тех пор, как…»

Колени Алексии, до сих пор служившие ей довольно надежными опорными конструкциями, вдруг ослабли, и она тяжело осела прямо на каменный пол таможенного склада.

— О-о… — только и выговорила она, потому что ничего другого не приходило на ум, а следом добавила: — Черт возьми.

А потом, к удивлению всех, в том числе и своему, расплакалась. И не как-нибудь там деликатно, аккуратными слезинками, как истинные леди, — нет, она зашлась в неприлично громких рыданиях, словно малое дитя.

Мадам Лефу с Флутом ошеломленно уставились на нее.

Алексия все плакала и плакала. Перестать она не могла, как ни старалась.

Наконец мадам Лефу вышла из оцепенения, склонилась к подруге и заключила ее в объятия — пусть костлявые, но все же успокаивающие.

— Алексия, дорогая моя, что с вами? Ведь это же хорошая новость?

— У-у-ублю-у-удок! — прогудела Алексия.

Мадам Лефу явно растерялась.

Алексии стало ее жаль, — и она предприняла еще одну отчаянную попытку взять себя в руки, чтобы все объяснить.

— Я уже так привыкла на него злиться!

— Так вы плачете, потому что больше не можете злиться на него?

— Нет… Да! — ревела Алексия.

Флут протянул ей большой носовой платок.

— Это слезы облегчения, мадам, — объяснил он француженке.

— А-а, — мадам Лефу ласково, осторожно промокнула кусочком ткани мокрое, все в красных пятнах лицо подруги.

Алексия поняла, что выставляет себя на посмешище, и попыталась встать. Слишком много всего одновременно бурлило в голове, и из глаз все текло и текло. Она глубоко, прерывисто вздохнула и трубно высморкалась в носовой платок камердинера.

Мадам Лефу гладила ее по спине, все еще поглядывая на нее озабоченно, но Флут уже смотрел в другую сторону.

Алексия проследила за его взглядом. Четверо крепких молодых людей деловито шагали через сад прямо на них.

— Это определенно не тамплиеры, — убежденно проговорила мадам Лефу.

— На них нет ночных рубашек, — согласилась Алексия и принюхалась.

— Трутни?

— Трутни, — Алексия затолкала платок в рукав и неуверенно поднялась на ноги.

На этот раз трутни, похоже, твердо намерены были довести дело до конца: у каждого в руке был длинный нож, и шагали они очень решительно.

Алексия услышала отдаленный крик и, кажется, заметила, как мелькают за зелеными зарослями фигуры преследовавших их тамплиеров. Теперь они бежали сюда. Но им было уже никак не успеть.

Алексия сжала в одной руке парасоль, а в другой — нож для писем. Мадам Лефу потянулась к галстуку за своими булавками. Обнаружив, что галстука на ней нет, выругалась и вслепую нашарила на двуколке среди багажа ближайший тяжелый предмет: это оказалась ее так называемая шляпная картонка, а на деле — увесистый ящик с инструментами. Флут расслабил мышцы и встал в ту самую боевую стойку, какую Алексии уже случалось видеть раньше — на крыльце ее замка, когда два оборотня решали в битве спор, в каком месте ставить палатки. С каких это пор Флут дерется как оборотень?

Трутни бросились на них. Парасоль взметнулся вверх для сокрушительного удара, но его отбили ножом. Краем глаза Алексия видела, как мадам Лефу взмахнула шляпной картонкой, и деревянный каркас треснул, расколовшись о череп трутня. Флут сжал кулак, с ловкостью настоящего боксера (не то чтобы Алексия хорошо разбиралась в кулачных боях — благовоспитанной леди интересоваться такими вещами не пристало!), увернулся от взмаха ножа и нанес два быстрых удара противнику в живот.

Стоявшие вокруг в ожидании дирижабля пассажиры ахали в ужасе, но никто не попытался ни помочь, ни помешать ни жертвам, ни нападающим. Итальянцы всегда слыли людьми бурных страстей; может, они решили, что это какая-нибудь любовная ссора — одна из их многочисленных разновидностей. А может, думали, что спор вышел из-за игры в мяч. Алексии смутно припомнилось, как одна пожилая дама жаловалась, что итальянцы слишком азартные поклонники таких игр.

Между тем помощь сейчас была бы вовсе не лишней: Алексия все-таки не обучалась боевым искусствам всерьез, а мадам Лефу если и обучалась, то ей сильно мешало не в меру пышное платье. Не успела Алексия опомниться, как трутни обезоружили ее: парасоль покатился по каменному полу беседки. Изобретательницу сбили с ног. Алексии показалось, что она слышала, как голова падающей француженки стукнулась о борт двуколки. Теперь мадам Лефу если и поднимется, то нескоро. Флут еще держался, но он был уже немолод, во всяком случае, гораздо старше своего противника.

Два трутня крепко схватили Алексию с двух сторон, а третий, решив, что мадам Лефу больше не представляет опасности, взмахнул ножом — с явным намерением перерезать Алексии горло. В этот раз они времени зря не теряли. Они готовы были убить запредельную прямо здесь, среди бела дня, при свидетелях.

Алексия пыталась вырваться, брыкалась и извивалась, как могла, и пособники кровососов никак не могли удержать ее неподвижно, чтобы нож попал в цель. Флут, завидя нависшую над ней опасность, стал драться еще отчаяннее, однако, как ни досадно, смерть казалась неизбежной.

И тут произошло нечто очень странное.

Высокий человек в маске и капюшоне, походивший на какого-то религиозного паломника, вдруг ввязался в бой — и, кажется, на их стороне.

Неожиданный защитник оказался крупным мужчиной (не таким крупным, как Коналл, отметила про себя Алексия, но с ее мужем немногие могли тягаться) и явно неслабым. В одной руке он сжимал длинный меч — британский, военного образца, а еще обладал сокрушительным ударом левой — тоже военного образца и тоже британским, как догадывалась Алексия. И мечом, и кулаком человек в маске явно владел в совершенстве и пользовался вдохновенно.

Видя, что державшие ее трутни отвлеклись, Алексия саданула одному коленом ниже пояса и одновременно яростно рванулась, стараясь вывернуться из рук другого. Тот, которому достался удар коленом, хлестнул ее по губам тыльной стороной ладони, и Алексия почувствовала сначала вспышку боли, а потом вкус крови.

Человек в маске, увидев это, стремительно взмахнул мечом и полоснул ее обидчика сзади под коленом. Трутень сложился пополам.

Тогда нападавшие сменили тактику: Алексию теперь держал только один, а двое перешли к обороне против неожиданной угрозы. Такой расклад Алексии нравился значительно больше, и она сделала то, что и должна была сделать на ее месте любая порядочная молодая леди: притворилась, будто падает в обморок, и рухнула мертвым грузом на своего противника. Мужчина извернулся, пытаясь удержать ее одной рукой, а другой, очевидно, потянулся за ножом, чтобы перерезать ей горло. Воспользовавшись моментом, Алексия покрепче уперлась обеими ногами и резко, изо всех сил дернулась назад — так, что они с трутнем оба повалились на землю.