Поскольку в тот период писали в основном на библейские темы, то здесь я увидела ряд картин с изображением святых. У них были суровые и даже, как мне показалось, недовольные лица. Вместе со мной в музее оказалась группа подростков из Великобритании.

Эти ребята приехали сюда без родителей. Скорее всего, это были ученики шестого класса. Они носились по музею и вели себя так, как и полагается подросткам. Девочки были в джинсах с заниженной талией, а веселые молодые люди с гордостью демонстрировали свою щетину, больше похожую на пушок. Кроме нас в музее было не так много посетителей. Постояв у картин, которые навеяли на меня тоску, я поскорее протиснулась к двери вместе с остальными туристами, чтобы избежать встречи с этими шумными прыщавыми подростками.

Возвращалась я пешком в гостиницу вдоль западного берега реки Гвадалквивир, направляясь к Торредель Оро — Золотой башне. (Ее комендант Юсуф II погиб страшной смертью в 1224 году: его до смерти забодала корова в городе Марракеш.) Затем я прошла мимо самой известной арены для боя быков, находившейся недалеко от башни. Каждые двадцать минут здесь проходят экскурсии для туристов. Присоединившись к одной из групп, я стала ждать в фойе, когда мы отправимся в музей, находящийся в Золотой башне. Во время экскурсии в окно лазарета мы увидели, что там стояла всего одна кровать. Вокруг находилось много разной аппаратуры, а также лежали медицинские инструменты.

И еще мы разглядели крошечный шелковый наряд тореадора. Этот костюм XIX века принадлежал мальчику, вышедшему на арену впервые в возрасте девяти лет. Потом мы заглянули в часовню башни, через дверь которой тореадор выходит на арену.

Это последняя остановка тореадора перед смертельно опасной битвой с быком. (Скорее быка с тореадором.) Он приходит сюда, чтобы попросить у Господа победы в сражении, хотя до самого последнего момента неизвестно, как и чем закончится этот опасный бой.

Мы толпились вокруг нашего экскурсовода, неустанно рассказывавшей нам о кровопролитии и о мгновенных смертях, случающихся во время корриды.

— А это мать того быка, которого убил тореадор Манолете, — сказала экскурсовод и, устало подняв руку, показала на голову кареглазой коровы, печально глядящей на нас со стены.

У большинства быков не было ушей, потому что самому мужественному матадору президент дарует одно или два уха погибшего быка. Это происходит на виду у ликующей толпы зрителей. (Существует даже ежегодная награда под названием «Золотое ухо». Последние три года ее обладателем становился отважный Эль Хули.) Морды быков, висящие на стенах музея, не выражали никаких эмоций, но в их глазах я увидела страх. По шкуре струилась кровь, но, я думаю, она была ненастоящей.

Однако фанаты корриды не верят в эту хитрость, потому что оказаться на стене для быка большая честь. (Голова одного из быков, погибших во время корриды в Севилье в середине XIX века, теперь висит на стене этого музея. Бык был настолько свирепым, что за один день покалечил одиннадцать лошадей. Чтобы его убить, тореадору пришлось нанести ему пятьдесят один удар.)

Любители корриды утверждают, что смерть быка на арене не сравнима с его убийством на скотобойне от рук мясника, потому что бык, участвующий в корриде, живет, можно сказать, безмятежно до тех пор, пока не объявят его выход. Некоторые даже считают, что коррида — это своего рода экологическое движение. Ведь быкам, живущим в дикой природе, необходимы огромные пастбища, поэтому в Испании громадные площади земли отводятся для быков иберийской породы, и, кроме того, здесь существуют еще и национальные парки.

После отличного обеда, состоявшего из жареных перцев с тунцом и бутылки вина «Вальдепеньяс», половину которой сразу же выпила, я спросила у официанта:

— Это хорошее вино?

— De hombre![21] — ответил он, будто только дурак мог задать такой вопрос.

Как вы помните, моя первая попытка увидеть фламенко в Андалусии не удалась, но я не оставляла этой затеи. Майкл из Техаса подвел меня, и теперь мне нужно было самой искать бар-фламенко. Около двенадцати часов ночи, надеясь, что еще не так поздно, я решила отправиться на поиски какого-нибудь бара и увидеть там фламенко, ведь говорят, что фламенко исполняют именно в это время суток. Я брела по пустынной и плохо освещенной улочке.

Бар, в который зашла, был похож на пещеру. Он был просто забит юными студентками, которые хлопали каждый раз, когда молодой гитарист заканчивал исполнять очередную мелодию.

Казалось, никто ничего не пил и даже не разговаривал. Все пристально и с восхищением смотрели на гитариста. Да, действительно, он хорошо играл, но это было не фламенко. Казалось, только мне одной здесь было неуютно: бар выглядел очень мрачно, и за окном было совсем темно. Как ни странно, я могла одна проехать на велосипеде полторы тысячи километров, могла есть одна, даже могла одна говорить по-испански, но хождение в одиночку по барам было не для меня. Я вспомнила свой номер с удобной кроватью, с мягкими подушками, с кабельным телевидением, с ванной с большими золотого цвета кранами… и погрузилась в себя.

Весь следующий день я пролежала в огромной кровати и просидела в летнем кафе. Стоящий рядом велосипед и побаливающая попа напомнили одно утро, проведенное мною в дворике-патио, где я, читая газету, пила кофе и сок, греясь на солнце. Мысли о дороге доставляли мне мучения. Но никакой вины за собой я не чувствовала, потому что не была воспитана в католической вере, требовавшей от человека покаяния при малейшем отклонении от пути истинного. Я просто наслаждалась миром вокруг себя и совершенно не страдала от того, что не заставляю свое избитое тело снова взгромоздиться на велосипед и крутить педали. Единственное, что омрачало мое жизнерадостное настроение, которым отличаются, кстати, все испанцы, так это деньги. Я понимала, что если останусь в отеле еще на какое-то время, то они у меня просто закончатся.

Впереди меня ждали бесконечные переезды и дешевые гостиницы. Но последний день в Севилье у меня никто не мог отнять.

В мои планы входило обязательное посещение Алькасара. Это одна из главных достопримечательностей Севильи, и там я никогда не была. В этой крепости, основанной в 913 году, находится чудесный дворец, построенный для печально известного короля Педро I, взошедшего на трон в 1350 году в возрасте шестнадцати лет. Годы его правления начались с кровопролития вследствие преследования им второй жены своего отца и ее отпрыска. Как утверждают историки, его жертвами стали архиепископ, несколько двоюродных братьев и сестер, множество друзей, а также незаконнорожденные единокровные братья. Он убил короля Гранады и тридцать семь его придворных, желая завладеть рубином из венца короля. Позже Педро подарил этот рубин жене короля Англии, Эдуарда Черного Принца, который послал войска, чтобы помочь Педро в сражении с его единокровным братом Энрике. Этот рубин, гордость императорской короны, сейчас находится в Тауэре.

Несмотря на кровопролития и убийства, Педро не могли осудить, потому что он был королем. Сам же он думал, что последующие поколения будут называть его Педро Жестоким. Те же, кто был на его стороне, называли его Педро Справедливым. Совсем недавно историки выдвинули предположение, что именно аристократия, недовольная правлением Педро, стремилась к тому, чтобы место короля занял его младший брат Энрике (известный как Энрике II Бастард).