Намного позже Эмерелд лежала в объятиях своего возлюбленного, и они оба шептали слова любви.

— Дорогая, любовь моя, я не собирался выставлять тебя напоказ, я клянусь, что мне хотелось бросить твою ирландскую красоту в лицо этим нарумяненным английским женщинам. Тебе никогда больше не придется надевать это ожерелье на людях, но ты должна сохранить его. У тебя нет своих средств, и оно обеспечит тебе некоторую финансовую поддержку.

— Дорогой мой, ты единственная поддержка, в которой я нуждаюсь.

Он прижал ее к своему сердцу:

— Пообещай, что сохранишь его.

— Обещаю, — шепнула Эмерелд. — Давай не будем больше принимать никаких светских приглашений. Я выслушала сегодня столько сплетен, что мне хватит их до конца жизни. Мне плевать, что герцог Девонширский одновременно обрюхатил свою жену Джорджиану и свою любовницу Элизабет Фостер. Я хочу домой.

— Потерпи несколько дней, любимая. Мои торговые корабли пришвартованы здесь, в Лондоне. Мне необходимо переговорить с капитанами, прежде чем мы уедем. Сегодня вечером я покажу тебе лондонские парки. Мы будем только вдвоем. Ты была когда-нибудь в Воксхолле[10]или у Рэнклэга[11]?

— Разумеется, нет. Я никогда не совершала ничего греховного или мирского.

— Пока я тебя не украл, — шепнул Шон.

Она соблазнительно засмеялась.

— Теперь я грешу регулярно. — Ее шелковистое колено прокралось между его твердыми, как камень, бедрами. — Ты научил меня быть дикой, распутной и никогда не отвечать «нет»!

— Что он сделал? — прорычал побагровевший Уильям Монтегью.

— Конфисковал «Ласточку». С этим я ничего не мог поделать. Фактически мы попали в плен, и Фитцжеральдов оказалось вдвое больше, чем нас. Мне чертовски повезло, что я вообще остался жив, а все по вашей милости!

— Что ты имеешь в виду? — совсем разбушевался отец.

— Вы знали, что Шеймус выстрелит в первого Монтегью, который попадется ему на глаза. Поэтому вы двое и выбрали меня в качестве козла отпущения. Помните, что вам еще повезло, ведь он вернул нашу команду.

— А на что годятся матросы без корабля? У нас все еще есть контракт на поставку вооружения и перевозку лошадей для армии, хотя мой проклятый братец и лишил нас прибыльного местечка в Адмиралтействе. Но если мы не выполним все в срок, мы никогда больше не получим там работы, и я опозорюсь перед Бедфордом. А он все еще в силах нажать для нас на нужные пружины.

— Сегодня я куплю еще один корабль. Если мы собираемся делать деньги, то надо расширять дело. И нельзя потерять команду.

— Твое дело разбираться с бумажками, а вот какой корабль купить, это будет решать Джек. Ты не отличишь шаланды от шхуны.

— Ваша вера в мои способности поражает меня, отец, — сухо заметил Джон.

— Я бы сам этим занялся, если бы меня не так мучила эта чертова подагра!

Сын понимал: бесполезно объяснять отцу, что приступы болезни связаны с его бешеным характером, когда он выходит из себя утром, днем и вечером.

После ухода Джона и племянника Монтегью угрюмо сидел за столом. Почему вдруг его жизнь так испортилась, гадал он. Уильям покачал головой. Если говорить начистоту, то ему давно уже не хватало нежности в жизни. С тех пор как Эмбер ушла от него. Никто не мог так успокоить его, как жена. Ничто так не облегчало боль от его подагры, как ее настои из трав. Монтегью понятия не имел, что с ней случилось, но предполагал, что Эмбер живет в Ирландии, возможно, в Мэйнуте с Фитцжеральдами. Может быть, ему следует простить ее и вернуть.

Пока Джон Монтегью и Джек Реймонд шли вдоль лондонских доков, последний с изумлением взирал на количество судов О'Тула в порту.

— Если мне доведется встретиться с этим ирландским сукиным сыном, я убью его голыми руками.

Джон рассмеялся:

— Вероятно, у тебя есть шанс. Вон стоит «Месяц», Килдэр должен быть на борту.

Джек остолбенел:

— Он приплыл с тобой?

— Монтегью нисколько его не пугают. Я думаю, вчера О'Тул был почетным гостем на праздничном балу у Ньюкаслов.

В бессильной ярости его собеседник заскрежетал зубами:

— Он привез с собой мою жену?

— Разумеется, нет, — солгал Джон. — Граф не дурак. — Брат Эмерелд кивком указал на корабль. — Легок на помине.

Реймонд запрокинул голову и увидел фигуру О'Тула, беззаботно прислонившегося к поручням. Джек недоверчиво уставился в темное зловещее лицо. Он никогда бы не узнал Шона О'Тула в этом возмужавшем опасном человеке. Вопреки небрежной позе этот парень выглядел так угрожающе, что у Джека засосало под ложечкой.

Почему он не избавил мир от этого ирландского подонка заодно с его братцем? Может быть, еще не поздно. Между ними столько ненависти и крови, что у Джека не оставалось сомнений — он не сможет чувствовать себя в безопасности, пока его враг жив. Мысль о том, что ирландец украл его жену у него из-под носа, невыносима, но еще страшнее были подозрения Джека Реймонда, что Эмерелд ушла по своей воле. Если только ему удастся ее вернуть, она не расплатится с ним до конца своей жизни!

Джек Реймонд ускорил шаг, и Джон спрятал улыбку удовлетворения. Он знал, что его двоюродный брат не ровня О'Тулу и любой ценой постарается избежать столкновения.

Оба Монтегью провели все утро в конторах морских брокеров, а после полудня осматривали суда, предложенные им на продажу. Только два из них можно было бы купить, несмотря на заверения в обратном. Одним оказалась ирландская шхуна, другим — двухмачтовое торговое судно, недавно приплывшее из Гибралтара и носившее такое же название.

Второй корабль показался Джеку подозрительно знакомым, хотя его только что выкрасили. Когда же он увидел, что судно недавно вымыли с известью, чтобы избавиться от вони, то понял, что перед ним один из перевозивших рабов кораблей, которыми они тайно владеют. Вернее, владели, пока О'Тул не освободил их от этой собственности.

Джонни с нескрываемым удовольствием расхваливал шхуну, зная, насколько сильны предубеждения его родственника против всего ирландского.

— Нет, — решительно заявил Джек. — У торгового судна трюм должен быть глубже, и только слепой не увидит, что не пройдет и двух лет, как его опять придется красить.

— Я все-таки предпочитаю шхуну, она более быстроходна, но, наверное, мне следует положиться на твои превосходящие знания.

— Ты здесь для того, чтобы заниматься бумажками, — напомнил ему Джек.