— Пойми, на все имущество Эда может быть наложен арест. Ты продала ранчо. У нового хозяина его уже никто не отнимет.

— Я? Продала ранчо? Кому?

— Да-да, продала, Уильяму Джозефу Смиту, то есть мне. — Он нетерпеливо взял ее под локоть и повел к двери. — Надо оформить бумаги как можно скорее. Иначе все наши усилия напрасны. Понимаешь? Вот и хорошо. Собирайся живее. Может быть, тебе удастся это провернуть уже сегодня.

Он вывел ее из комнаты и подтолкнул к лестнице.

— Да, и возьми с собой Джимми. Земельные дела — такая волокита. Вдруг ты там задержишься? Кто с ним тут будет возиться?

Мойра вырвала руку и сердито глянула на него:

— Бедная Инес! Ты и с ней так же обходишься?

— Как?

— Вот так, как со мной! Избавился от Майка, да так ловко! И меня загоняешь в угол, и получается, что я должна поступать по-твоему! А она еще говорила, что у тебя золотой характер!

Илья, посмеиваясь, вытянул из-под рубашки потайной пояс.

— Хорошо, что напомнила про золото! Возьми деньги. Положишь на свой счет все, что там есть. Это будет доказательством того, что сделка не фиктивная. У тебя же есть счет? Бери, бери, иначе все впустую.

Ну, что ты на меня так смотришь? Когда все уляжется, ты просто отдашь деньги мне, и мы расторгнем сделку. Я проворачивал такие операции по пять штук за день, когда устраивался в Аризоне. Не беспокойся, я знаю, что делаю.

Она взвесила пояс на ладони.

— Сколько там?

— В банке посчитают. Поторопись.

Мойра, вздохнув, надела пояс поверх платья.

— Билли, Билли… Хорошо, поживем пока в городе. Но тогда мне придется и пса забрать. Как бы не сдох тут от тоски… Или от шальной пули.

— Спасибо, — сказал Илья. — Спасибо, что все понимаешь.

— Думаешь, уже сегодня ночью что-то будет?

Он улыбнулся:

— Я никогда не заглядываю так далеко.

Лагранж негромко постучал в дверь и, войдя, снял шляпу. Он прекрасно знал, что Форсайт лопается от радости, когда перед ним гнут шею.

Сейчас босс сидел в кабинете инженера, и вид у него был такой важный, будто он занимал место самого Джефферсона Кребса, хозяина всей здешней земли.

— Докладывай, — бросил он.

— Поселок мы вычистили. Остались только шахтеры.

— Как они себя ведут?

— Как шахтеры. Ворчат втихомолку, но не дергаются. С утра все пошли работать.

— Все? Никто не собирает вещи? Никто не уезжает?

— Вроде нет…

— Плохо. Ну, все еще впереди. Сколько задержанных?

— Трое, если считать фермера. Кроме Мерфи, взяли еще одного. Чужак, из Техаса. Говорит, что приехал сюда покупать ранчо. Но люди видели, что он хоронил дружка Коннорса. С ним был еще один техасец, но того нигде нет.

Форсайт задумчиво вертел перстень на толстом пальце.

— Значит, к Мойре Коннорс приехали друзья мужа? Так-так…. Одного ухлопал Мерфи. Один у нас за решеткой. И еще один где-то поблизости. И, кажется, я знаю — где. Так-так. Что еще?

Лагранж обрадовался, что не выложил все козыри сразу.

— А еще я выставил посты на дорогах, и они принесли улов. Попались двое. Индеец и белый. Вооружены до зубов, оба в крови, и несут всякую околесицу. Похоже, они побывали в серьезной заварухе. Как раз сейчас я туда еду, чтоб их допросить.

— Индеец? — Форсайт с трудом стянул перстень с пальца и принялся рассматривать его на свет, любуясь блестящим камнем. — Индеец, индеец, вооруженный индеец ….

Мутноглазый переминался, тиская шляпу в руках. Каждая минута рядом с боссом была ему в тягость.

— Значит, индеец? Прекрасно, — сказал Форсайт и надел перстень. — Возьми с собой этого вонючку Дженкинса. Пусть он посмотрит на индейца. Он их всех тут знает. Белого привезешь в участок, пусть посидит там. А индейца надо припрятать до поры до времени.

— Как это — припрятать?

— Чтобы никто не видел. Понял?

Лагранж кивнул, хотя ничего не понял.

— Что еще? — спросил босс.

— Я все сказал.

— Нет, не все. Ты ничего не сказал о Рябом. А я так хотел о нем услышать!

Мутноглазый, призывая все мыслимые несчастья на голову босса, опустил глаза.

— Где Рябой? Ты послал за ним?

— За ним надо ехать всей командой, — холодея от безрассудной отваги, пробормотал Лагранж.

— Брось! — Форсайт ударил кулаком по столу так, что тяжелый письменный прибор подпрыгнул, и из него выпало перо. — Третий день ты морочишь мне голову! Твои парни просто жалеют подонка! Вы прячете его от меня! Идиоты! Его надо прятать от маршала! Потому что он всех вас приведет на виселицу, вот увидишь! Ты понял?

— Понял.

— Ему надо заткнуть глотку! Ты понял?!

— Я сам привезу вам его язык, сэр, — сказал Лагранж, глядя под ноги.

Босс засипел часто и отрывисто, будто припадочный. Лагранж осторожно глянул на него и увидел то, чего никак не ожидал сейчас увидеть — Форсайт смеялся.

— Ты славный парень, — сказал босс, мгновенно согнав улыбку с лица. — На тебя можно положиться. Все остальные — быдло. А в тебе чувствуется благородная кровь. Забудь о Рябом. Для тебя найдется занятие более важное. Сядь. И слушай.

Форсайт снял перстень и протянул его Мутноглазому.

— Примерь. Нравится? Оставь себе. И учти — это только задаток.

Лагранж спрятал перстень в карман.

— Что я должен сделать?

— Для начала напряги память и вспомни все, что ты слышал о нападениях индейцев. Разграбленные фермы, перехваченные караваны, изуродованные трупы….

Впрочем, подробности ты сможешь узнать у Дженкинса. Так вот. Мне нужно, чтобы ранчо Коннорса было разграблено индейцами. Чтобы оно было сожжено дотла. Чтобы на пепелище валялись трупы. Оскальпированные и выпотрошенные трупы. Чтобы на труп Мойры Коннорс нельзя было смотреть без содрогания. И чтобы повсюду торчали стрелы…

«Он пьян? — подумал Лагранж. — Вроде не пахнет. Но что он несет? Какие индейцы? Может быть, просто разыгрывает меня?»

Мутноглазый поднял палец:

— Извините, что перебиваю, но стрел не будет. Их давно уже никто не делает.

— Черт! Досадно! Что ты предлагаешь вместо стрел?

— Можно использовать неподкованных лошадей. Чтобы оставить следы. Считается, что индейцы не признают подков. И еще можно наведаться на старое кладбище команчей. Порыться в костях. Амулеты, прочая дребедень…. Можно подбросить пару старых мокасин…. И тогда народ будет целый год судачить об индейцах.