— Думаю, вы можете понять, что здесь все не так просто. Мы, евреи, воспринимаем Христа и Евангелия вашего Нового Завета совсем не так, как христиане. И эта разница во взглядах часто приводит к недоразумениям. На протяжении двух тысяч лет из-за нее лилась кровь. Наша кровь.

Лэнг поставил свою чашку на стол.

— Леб, я хочу разобраться в исторических фактах, а не затевать религиозный диспут.

Еврей улыбнулся.

— В некотором смысле, даже жаль. Мы, евреи, очень любим поспорить между собой насчет религии и закона. — Его лицо приняло серьезное выражение. — Так что же именно, по вашему мнению, я могу знать такого, что было бы вам полезно?

— Насчет царя иудейского. Иисус на самом деле был царем или его просто обозвали так в насмешку?

Леб поднял кофейник и предложил еще порцию своего напитка Лэнгу (тот как можно более мягко отклонил угощенье), а потом сосредоточенно наполнил свою чашку.

— Я могу лишь сообщить вам исторический факт. А духовное толкование вам придется вложить в него самому.

— Вполне разумно.

Леб взял чашку обеими руками и осторожно подул.

— Давайте начнем с Иудеи первого века. Она вовсе не была пасторальной страной, какую можно представить себе по текстам Евангелий. Напротив, это была побежденная страна, где кипел скрытый до поры до времени национализм. В те времена большинство евреев более чем прохладно относились к оккупировавшим их страну римлянам. Вспомните хотя бы о Франции в 1940–1944 годах.

Там существовали три основные политические силы. Первые — саддукеи, сословие богатых землевладельцев, получившее немалые выгоды от римской оккупации; их можно уподобить французским коллаборационистам во время Второй мировой войны. Затем фарисеи — священнослужители и вообще те, кто строго соблюдал еврейский закон. И наконец, зелоты, поставившие своей целью вернуть Землю Обетованную тем, для кого она была предназначена. Вы, возможно, знаете о том, что они подняли восстание, закончившееся тем, что римляне разорили Иерусалим и уничтожили храм. Это случилось в семидесятом или семьдесят первом году нашей эры, через тридцать — тридцать пять лет после смерти Христа.

— Оборона Массады?

— Да, это было последнее сражение; так сказать, Литтл-Бигхорн[42]древнего Израиля. — Леб сделал большой глоток и вновь уставился на что-то, невидимое Лэнгу. — Правда, в отличие от индейцев, девятьсот с лишним зелотов покончили с собой, но не сдались. Как бы там ни было, в ту пору, когда родился Христос, очень многие евреи рассчитывали, что Бог ниспошлет им человека, предназначенного освободить их от иноземного владычества, как это сделали Маккавеи сто лет назад и Моисей на несколько веков раньше.

— Мессию? — решил высказать свое предположение Лэнг.

Леб медленно кивнул.

— Возможно. Только не забывайте, Лэнг, что на иврите слово «мессия» означает просто «помазанник». Греческое слово «christos» имеет то же самое значение.

Профессор отхлебнул еще чаю, поставил чашку на стол и продолжил, все так же пристально вглядываясь во что-то, что находилось, как был глубоко уверен Лэнг, очень далеко отсюда.

— Ваши Евангелия утверждают, что Христос принадлежал к колену Давидову. А ведь это был царский род, наподобие английских Виндзоров.

Последовала продолжительная пауза.

— Претендент на престол родился в хлеву? — спросил Лэнг.

Леб снова медленно покачал головой, не отрывая взгляда от чего-то невидимого.

— Возможно, что и в хлеву. Во всяком случае, так сообщает Лука, но Матфей говорит, что Христос родился в вифлеемском доме своих родителей-аристократов. Больше того, он прямо утверждает, что Христос имел царскую кровь, будучи прямым потомком Соломона и Давида. То есть был весьма опасным человеком, законным претендентом на трон единого еврейского государства.

Согласно Луке при рождении его посетили бедные пастухи, а по Матфею — короли из далеких стран. Иоанн и Марк вообще об этом не упоминают. Но ведь ваши Евангелия — не свидетельства очевидцев. Они были написаны в период где-то от шестидесяти до ста с лишним лет после распятия и, по-видимому, с чужих слов. Вряд ли можно ожидать от них особой точности.

Как бы там ни было, о молодости Христа нет никаких сведений, кроме единственного упоминания о том, как молодой человек спорил со священниками в храме. В следующий раз мы видим Христа уже на свадьбе в Кане, очень своеобразной свадьбе, где выпили так много вина, что потребовалось доставить еще. Или сотворить его. Первое чудо… — Леб взглянул на почти полную чашку Лэнга. — Не нравится чай?

— Я так увлекся вашим рассказом, что забыл о нем.

— Возможно, Лэнг, вы способный адвокат, — улыбнулся профессор, — но врете вы очень неумело.

— Ну… и вправду несколько… необычно.

Леб вылил содержимое чашки Лэнга в свою.

— Да, мой чай не всем нравится с первого раза. Итак, мы говорили о?..

— О свадьбе в Кане.

— О, да. Мало того, что там было выпито очень много вина, но к тому же Христос и его мать отдавали приказания слугам. Вряд ли так можно распоряжаться в чужих владениях. Из этого следует вывод, что это была свадьба самого Христа, причем достаточно богатая, не крестьянская, а аристократическая. Думаю, стоит также вспомнить, что согласно тому же Матфею Христос говорил, что «не мир пришел Я принести, но меч»[43].

Лэнг выпрямился на стуле.

— Я и не знал, что Евангелия настолько разнятся между собой.

— Разнятся? — фыркнул Леб. — Они полны непримиримых противоречий! И нетрудно понять, почему ранняя христианская церковь выбрала из разнообразных версий жизнеописания Христа именно эти четыре.

— Почему же?

— Потому что в других доступных текстах или было еще больше противоречий, или упоминалось о чем-то таком, что Церковь желала скрыть.

— А есть у вас какие-нибудь более конкретные соображения на этот счет? — Лэнг нисколько не сомневался в том, что такие соображения у его собеседника имеются.

Леб по-заговорщицки поднял палец, словно читал лекцию с кафедры.

— Давайте попробуем порассуждать. Вдруг нам удастся прийти к одним и тем же выводам?.. Мы знаем, что Христос большую часть жизни странствовал со своими последователями и проповедовал перед толпой. Так утверждается в Евангелиях, а они, следует заметить, крайне неточны.

Он поднял руку, предупреждая вопрос Лэнга.

— Давайте дойдем до самого конца, до той Пасхи, когда его обвинили в преступлении, приговорили и распяли. Прежде всего, вы, как знаток античной истории, несомненно, знаете, что через распятие на кресте казнили только особо опасных преступников, выступавших против государства.