лично начались головные боли, а ей хоть бы хны! Почему головные боли, спросите? Все очень просто: мы, люди двадцать второго века стараниями правительства, заботящегося о нашем здоровье, чтобы не перетрудились, не перенапряглись ненароком, наконец смогло перевести нас на четырехчасовую рабочую неделю – час в сутки. Остальное время пашет Интеллект, дай бог ему здоровья. Вот и посудите сами, сколько у людей свободного времени и какого мозговое напряжение. А жена моя настырная оказалась – приспичило ей, видишь ли, срочно овладеть русским в совершенстве…

Нет, я не против, конечно, даже наоборот, вот только работать головой по несколько часов день оказалось занятием страшно утомительным. И меня начали одолевать сомнения, а не деградация ли это? Слышал, наши предки свободно отрабатывали по сорок часов в неделю, и никто из них не скопытился. Верится с трудом, но тому есть множество документальных подтверждений. Включая и мою совершенно неутомимую жену…

– Соф, не мудри сильно. Мы без претензий на застолье, – произнес я, наблюдая за проворно снующими ручками жены. Софья одарила меня выразительным взглядом из-под длинных, пушистых ресниц, мол, иди занимайся своим делом.

– Понял, не сердись, – пошел я на попятную, и тут опять кто-то позвонил в дверь.

– Господи, сегодня что, день открытых дверей? – вздохнула Софья, нарезая тонкими кружочками сервелат.

Я прошел к двери и открыл.

– Господин Васильев, ну куда это годится, в самом деле?

– Ты?! – я очумело уставился на квадрокоптер, местами покрытый сосульками. – Откуда ты взялся?

– Оттуда! – заявил дрон. – С улицы, откуда же еще? – Он все так же был прямолинеен и воспринимал вопросы на манер машины, игнорируя переносный смысл. – Вот скажите мне, зачем выплескивать воду в окно?

– Это не я, – на всякий случай сказал я, пошире распахивая дверь и впуская в квартиру несчастный аппарат, заваливающийся набок под весом наросшего на его корпус льда. – Проходи. Вернее, пролетай.

– Спасибо, добрый человек, – взвыл винтами квадрокоптер и вплыл в квартиру. – А Степан у вас?

– Не прикидывайся дурачком, тебе не идет.

– Да, действительно, – квадрокоптер опустился на полочку, привинченную к стене; я едва успел убрать с нее ключи и телефоны – свой и жены. – Я здесь обсохну, если вы не против.

– Погоди, я тазик принесу.

– Не стоит беспокоиться.

– Нет, как раз стоит!

Я унесся в ванную. Через полминуты вернулся с небольшим пластиковым тазиком и подсунув его под истекающего капелью квадрокоптера.

– Благодарю вас! – важно заявил тот.

– Надо же, какой ты вежливый стал.

– Станешь тут… – загадочно произнес дрон и пошевелил объективом. Сосулька, висящая на нем, треснула и упала в таз.

– Ладно, оттаивай, – я вернулся на кухню, где Софья уже красиво раскладывала по тарелочкам нарезки. – Слушай, по-моему, это уже лишнее.

– Достань коньяк из холодильника, – вместо ответа сказала она, облизывая пальцы. – Там, вроде бы, почти целая бутылка была.

– Ты думаешь?.. – засомневался я.

– Думаю. Достань.

– Как скажешь, дорогая, – пожал я плечами и полез в холодильник.

– Кто там приходил?

– Дрон, – ответил я из холодильника, шуруя по полкам. Холодильник был новый, вместительный, и отыскать в нем одну конкретную бутылку среди разных прочих было довольно затруднительно.

– Какой еще дрон?

– Обычный, с винтиками.

– Шутишь?

– Чистая правда! – донеслось из коридора. – Прошу прощения, что вмешался в вашу беседу. Я действительно дрон.

Из коридора донеслись гудение пропеллеров и грохот опадающих сосулек.

– Прошу прощения, сосульки отвалились, – показался квадрокоптер на пороге кухни.

– Какая прелесть! – восторженно всплеснула руками Софья. – Он еще и болтает.

– Без умолку, – заметил я, вылезая из холодильника с бутылкой коньяка в руке.

– А чей он? Степана?

– Ничей. Приблудный.

– По вашей вине, между прочим, – уточнил квадрокоптер.

– По собственной доверчивости.

– Да, я доверчивый! Но разве это преступление?

– А можно я его себе оставлю? – взмолилась Софья, вцепившись в мою руку и неистово тряся ее. – Ну, пожалуйста!

– Как пожелаешь, дорогая! Для тебя – все самое лучшее.

– Спасибо тебе, добрая женщина, – слезливым, чуть дрогнувшим голосом произнес квадрокоптер. – По крайней мере теперь мне не придется скитаться.

– Тоже мне, скиталец, – фыркнул я, откупоривая бутылку.

– А вы поживите зимой на улице, когда аккумуляторы садятся в три раза быстрее, смазка смерзается, и еще всякие болваны плещут в тебя водой!

– Ладно, ладно, страдалец. Лучше отнеси бутылку в зал.

– С превеликим удовольствием! – Дрон выпустил клешни и вцепился в бутылочное горлышко. Винты взвыли, и бутылка поплыла в коридор.

– Забавный он, – засмеялась Софья.

– Я тебе как-нибудь расскажу, при каких обстоятельствах произошло наше знакомство.

– Обязательно расскажешь. А то ты такой молчун! – пожурила она.

– Защитная реакция.

– От меня?

– Не только.

– Ах ты!.. – Жена замахнулась на меня полотенцем, но я, подхватив тарелки, выскочил из кухни.

– …Как живешь-то? – спросил я у Степана, пока тот с сомнением принюхивался к коньяку в рюмке.

– Может, лучше не будем пить? – осторожно спросил Степан.

– Не боись, у меня отличная тормозная система! – подмигнул я жене.

– А сам себя не контролируешь? – спросила та, морщась от выпитого и закусывая долькой лимона.

– Я тебе комплимент делаю!

– Жена-тормоз – это, по-твоему, комплимент?

– Ну вот, обиды начались на пустом месте.

– За вас! – поднял рюмку Степан и опрокинул ее в рот, прекратив пустые пререкания.

– Спасибо. Но ты не ответил на вопрос.

Степан некоторое время сидел, глядя в стол, потом выдохнул и потянулся за сыром.

– А никак! Состою свинопасом при Его Величестве Самсоне.

– Как так? – не поверил я, решив, будто Степан шутит. Но нет, не похоже.

– А вот так! Как «бобер» скопытился, так и подался в свинопасы. Чем-то мне нужно заниматься? – Степан обнюхал колбасу, сунул ее в рот и принялся лениво жевать.

– Надеюсь, Самсона ты не припер с собой? – Друзья друзьями, а только громадного хряка нам в квартире только и не хватало.

– Так я и приехал по его делам. Ежеквартальное обследование. Спасибочки тебе!

– А чего сразу мне? – деланно возмутился я, хотя понимал, что, по сути, Степан прав.

– Вижу, что понял, – кивнул тот. Прозорливости ему было не занимать. – Так что теперь я не доктор биологических наук, а почетный обхаживальщик свиней. Что, впрочем, можно отнести к моему профилю.

– Да говори ты толком! – потребовал я, вновь разливая коньяк по рюмкам. – Какое еще обследование?

– Как какое? А чьими стараниями жирного борова – чтоб ему пусто было! – в разряд редких животных занесли? Вот и приходится с ним теперь возиться как с писаной торбой: спецжалование, спецпитание, спецобследования и даже отчетность, и та «спец». Сил моих больше нет, вот серьезно!

– Так брось все!

– Ага, брось, – завозился на диване Степан. – Хозяева его говорят: «Ты все затеял, вот ты и возись теперь с ним!» А брошу, так