– Доброе утро.

– Надеюсь.

Реджинальд улыбнулся тоже, но тон его был серьезен.

То, что этот день решающий, сознавали все, включая Пьера с Полем. Они робко, но преданно поглядывали на белых боссов, в компании с ними и президентом Слейтоном завтракая в главной пещере близ священного пламени.

Кстати, местные восприняли чернокожих на удивление нормально – то есть без малейшего удивления, так же кланялись и пресмыкались перед ними, очевидно, воспринимая их как некую разновидность магов, возможно, специализирующихся на каких-то определенных видах колдовства. По крайней мере, у Реджинальда подобная мысль возникла, но вникать в тонкости неандертальской психологии ни желания, ни времени не было.

Завтрак же получился таким, что на официальном языке именуется «рабочим». Обсуждался один вопрос: идем в замок? Ответ: идем! Единогласно. Если кто и был против, тот оставил свое «против» при себе. И ладно.

– Когда пойдем? – обратился к Слейтону Бродманн.

Заметно было, что молодой ученый сжигаем внутренним огнем, рвется в бой – нашел себя в жизни! Ни малейшего сомнения, какой-то там боязливой оглядки, неуверенности – ничего этого в помине нет. Глава племени глянул на него с симпатией и неуловимой улыбкой:

– После завтрака часа полтора на отдых, на подготовку снаряжения – и выступаем. Приемлемо?

– Вполне! – с подъемом воскликнул бравый биолог. – Сейчас же и приступим.

Пока члены экспедиции занимались подгонкой амуниции, президент собрал все население своего царства-государства и выступил с речью. Говорил резко, громко, отрывисто – кто бы слушал со стороны, наверняка подумал бы, что оратор материт эту дикую толпу в шкурах, хотя на самом деле это было рядовое деловое наставление. Гатлинг не преминул полюбопытствовать, о чем шла речь, и Слейтон перевел сказанное так: мол, вместе с пришлыми магами идем на встречу с теми самыми духами грома, а вы тут смотрите без меня!..

– Понятно… Кстати! Надо бы вам тоже оружие выдать, как вы считаете?

– Не откажусь.

Посоветовались с Бродманном. Тот кликнул Рейнеке, Хофбауэра – выяснилось, что оружие в немецкой группе девать некуда. То, что осталось от пилотов, Гепперта, Ветцлиха, Фогеля… ни одного патрона не пропало. Реджинальду лишь руками осталось развести от такого педантизма.

Вооружили вождя, снабдили кое-какой одеждой, во внутренний карман которой он сунул рабочий дневник Мартынова, бережно хранимый все эти годы. Не забыл и спички.

– На всякий случай, – пояснил он. – Кто знает…

И все его поняли.

Так незаметно подоспело время выступать. Когда все осознали эту будничную истину, переглянулись – вот тогда-то каждый по-своему ощутил предстартовый мандраж.

– Присядем на дорожку, – предложил Борисов. – Русский обычай.

Присели. Вопросительно взглянули на картографа.

– Все! – рассмеялся он. – Это пара секунд. Пошли!

* * *

– Так это и есть ваш замок?.. – с сомнением протянул Хантер.

Остальные молча смотрели на утлое деревянное сооружение. Среднестатистическое впечатление, вызванное им, было таково: будто деревенский плотник, увидав поместье богатого средневекового сеньора, проникся желанием сделать нечто подобное. И сделал в меру умения и возможностей – сарай с тремя нескладными башенками, все крытое тесом и дранкой; смех и грех, короче говоря. Гатлингу это помимо прочего неожиданно напомнило резиденцию Яна-Франца, да, наверное, и не ему одному… Он покосился на Пьера с Полем – на черных лицах читалось пугливое детское любопытство и больше ничего. Зато Слейтон как-то избыточно обрадовался:

– Ага! Ну, что я говорил?! – Точно он опасался, что спутники не поверят его рассказам об умении здания меняться. Но спутники психологически успели подготовиться к любым чудесам. Никто не удивился и даже спрашивать ничего не стал – вопрос Хантера, по существу, был риторический.

Тем не менее экспедиция остановилась метрах в полутораста. Молча стояли, смотрели. Реджинальд не сразу сообразил, что смотрят насколько на здание, настолько же и на него, ждут его решающего слова, как нажатия на спусковой крючок. А когда сообразил, спохватился:

– Ах да! Ну, что мы остановились? Вперед!

И твердо зашагал во главе колонны, чувствуя, как первой за ним устремилась супруга.

Эти сто пятьдесят метров, вернее, это время как-то выпали из памяти Реджинальда. Вот только сделал первый шаг – и уже завершающий по траве, а дальше крыльцо. Деревянное, оно слегка спружинило под весом человека, а деревянные створки двери чуть колыхнулись.

Реджинальд понимал, что, задержись он сейчас, даже не остановись, а хотя бы замедли шаг – это будет моральной ошибкой. И потому он резким толчком распахнул створки.

И крыльцо и дверь были как раз в одной из башенок, имевшей несколько окошек-иллюминаторов на разных уровнях. Ступив за порог, Реджинальд оказался в полутемном, совершенно пустом помещении. Вскинул голову: под башенной крышей угадывались радиально расположенные ребра стропил.

Что-то это напомнило ему, но что?.. Память мучительно замялась и не смогла ответить.

Члены экспедиции по одному входили в помещение, напряженно озираясь. Редуотер с Йенсеном негромко перебросились одной-двумя незначащими фразами, остальные предпочли промолчать.

А память Реджинальда по необъяснимой причуде вдруг выдернула то, что не вспоминалось: рассказ какого-то русского писателя из прошлого века, там, у себя в России очень знаменитого, классика – но вспомнить фамилию и название рассказа было уже свыше сил. А суть его такова: один молодой священник отпевал ночью в маленькой сельской церкви умершую на днях молодую женщину, про которую ходили слухи, что она ведьма. И верно, по ночам она оживала, как зомби, и по ее зову в церковь вторгалась всякая нечисть – гномы, вампиры, оборотни… Такое, в общем, славянское фэнтези. Так вот, ту русскую деревенскую церковь из страшной сказки и напомнило Гатлингу это здание.

Но сказать об этом он не успел.

В дальнем левом углу что-то шарахнулось.

– Гляньте! – крикнул ван Брандт. – Там!

И кинулся туда.

Все бросились за ним, Реджинальд успел увидеть уходящий вдаль и вглубь ход, поразился: как же я сразу не увидел?! – но изумление порхнуло и исчезло, ибо в том проходе мелькнула убегающая тень.

Вот оно! Вот она! Разгадка!!

Он мчался, видя перед собой затылок и спину бельгийца, чувствуя сзади бег других, цепко держа мысль, что жена рядом. На прочее мыслей не хватило, да и не надо – все затмилось общим чувством, жизнь стала одна на всех, накрыла всех незримым зонтом защиты: все спасемся или все вместе пропадем!

То, что пропасть здесь можно запросто, Реджинальд сознавал на все сто, но страха не было.

С разбегу влетели в какое-то помещение, откуда ходы разбегались лучами, не то пять, не то шесть.