– Новости от лорда Хансдона, – кратко говорит Гастингс.

В руке его трепещет листок бумаги.

– Наконец-то. Слава богу, мы спасены. Господи, мы спасены. Хвала господу, спасены.

– Спасены? – повторяю я.

Я снова смотрю на север, мы все так делаем; однажды днем я увижу на сером горизонте темно-серые тени шести тысяч солдат, идущих на нас.

Он машет рукой в сторону севера.

– Больше не нужно их высматривать! – восклицает он. – Они не придут!

– Не придут?

– Они повернули обратно, чтобы встретиться с испанцами в Хартлпуле, а испанцы их подвели.

– Подвели?

Кажется, я могу лишь эхом повторять его слова, будто хор.

Гастингс хохочет от радости и хватает меня за руки, словно собирается со мной плясать.

– Подвели. Подвели, мадам Бесс! Проклятые испанцы! Ненадежные, как можно было ожидать! Подвели их и разбили им сердце!

– Сердце?

– Некоторые сдались и вернулись домой. Уэстморленд и Нотумберленд едут врозь. Армия рассеивается.

– Нам ничего не грозит?

– Не грозит!

– Все кончено?

– Кончено!

Облегчение нас сближает. Он открывает объятия, и я бросаюсь ему на шею, словно он мой брат.

– Слава богу, – тихо произношу я. – И без битвы, без капли пролитой родственной крови.

– Аминь, – отзывается он тихо. – Победа без боя, победа без смертей. Боже, храни королеву.

– Поверить не могу!

– Это правда. Сесил сам мне написал. Мы спасены. Несмотря на все невзгоды, мы спасены. Королева-протестантка сохранила трон, а другая королева в нашей милости. Ее союзники не пришли, ее друзья рассеяны, ее армии больше нет. Слава богу, благодарение Богу нашей веры.

– Почему испанцы не пришли?

Гастингс качает головой, продолжая смеяться.

– Кто знает? Кто знает? Главное, что они не явились на встречу и ей конец. Ее армия разочарована, тысячи ее сторонников растаяли. Мы победили! Хвала господу, который улыбается нам, Своему народу.

Он кружит меня, и я смеюсь в голос.

– Боже, какие выгоды можно будет на этом получить, – говорит он, переходя от благочестия к процветанию одним быстрым прыжком.

– Земли?

– Поместья Уэстморленда и земли Нотумберленда должны быть изъяты и разделены, – говорит он. – Им предъявят обвинение в измене, их дома будут пожалованы тем, кто остался верен. Кто был вернее меня и вас, а, графиня? Вам за это причитается еще один неплохой дом, как думаете? Как вам понравится половина Нотумберленда?

– Это не больше, чем я уже отдала, – отвечаю я.

– Богатое вознаграждение, – замечает он с бесконечным удовольствием. – Вас ожидает богатое вознаграждение. Господь нас благословляет, а? Слава Ему.

Я должен бы радоваться, я должен бы петь гимны, но я не могу радоваться ее поражению. Мне теперь ясно, что сердце мое в те тяжелые дни было разделено, и я не могу снова стать целым человеком. Я должен быть счастлив, как другие: облегчение Бесс можно руками потрогать, суровое лицо Гастингса с трудом сложилось в улыбку. Только я притворяюсь, что счастлив. Я не чувствую счастья. Господи, прости меня, мне так ее жаль. Я ощущаю ее поражение, словно мое собственное дело окончилось крахом.

Я иду к ее покоям и стучу в дверь. Мэри Ситон открывает мне, ее глаза красны от слез. Я сразу понимаю, что королева знает о своем падении; возможно, она знает больше, чем я. Она получала тайные послания даже здесь, даже в Ковентри, и я не могу ее за это винить.

– Так вы знаете, – просто говорю я. – Все кончено.

Она кивает.

– Она захочет вас видеть, – тихо произносит она и широко распахивает дверь.

Королева сидит на троне у огня, ее балдахин мерцает золотом в свете свечей. Когда я вхожу, она неподвижна, как картина, сияние пламени обводит ее профиль золотом. Голова ее слегка склонена, руки сложены на коленях. Она могла бы быть золоченой статуей, названной «Печаль».

Я делаю шаг к ней, я не знаю, что сказать ей, какую надежду ей подать. Но когда я подхожу, она поднимает ко мне лицо и встает одним изящным движением. Без слов она подходит ко мне, я распахиваю руки и обнимаю ее. Это все, что я могу: обнять ее без слов и целовать в дрожащую голову.

Итак, все кончено. Господи, я поверить не могу, что все кончено, что мое имущество благополучно разложено по фургонам и я снова могу вернуться домой. У меня есть дом, куда можно вернуться. Я поверить в это не могу; но это правда. Все кончено. Все кончено, мы победили.

Я должна была это предвидеть, я предвидела бы это, если бы сохранила разум. Но я всего лишь простая фермерская дочка по сути, я могла думать лишь о том, как зарыть серебро, а не о воле и соображениях двух противостоящих армий. Армия Елизаветы в итоге прошла маршем по грязи до Дарема и обнаружила, что враг, с которым она думала встретиться, расточился, рассеялся, как туман поутру. Великая армия Севера пошла на встречу с испанской армадой в Хартлпуле и никого не нашла. Они тут же усомнились во всех своих планах. Они поклялись восстановить прежнюю веру, отслужили мессу и решили, что все сделано. Они были за то, чтобы освободить шотландскую королеву, но никто из них не знал, где она, и они рассчитывали на испанских копейщиков и испанское золото. Без этого с армией Елизаветы они встречаться не захотели; и, сказать по правде, им хотелось вернуться домой и наслаждаться миром и процветанием, которые принесла Елизавета. Они не хотели стать теми, кто начал братоубийственную войну.

Увы им. Испанцы усомнились и не захотели рисковать своей армией и кораблями, пока не будут уверены в победе. Они замешкались, а пока они колебались, армия Севера ждала в Хартлпуле, напрягая глаза, силясь разглядеть поверх белых барашков на волнах белеющие паруса и не видя ничего, кроме серого горизонта и кружащих чаек, и холодные брызги Северного моря летели в их разочарованные лица. Потом они узнали, что герцог Норфолк покорился Елизавете и написал Уэстморленду и Нотумберленду, умоляя их не идти против своей королевы. Он склонил голову и поехал в Лондон, хотя его собственные люди висели на хвосте его лошади и стременных ремнях, умоляя его сражаться. Итак, ни испанского флота, ни огромной армии под предводительством герцога Норфолка; победа была почти в руках северной армии, но они этого не поняли и не ухватили ее.

Сесил пишет Гастингсу, чтобы тот был начеку, мира в стране нет, доверять никому нельзя, но Уэстморленд бежал в Нидерланды, а Нотумберленд пересек границу и ушел в Шотландию. Большинство их людей вернулось в свои деревни, у них теперь есть отличная история, которую можно рассказывать и вспоминать всю жизнь, и они в итоге ничего не достигли. Пусть женщина, даже простая дочка фермера, знает следующее: чаще всего чем громче шум, тем меньше дела. А великие заявления не означают великих деяний.