Джулиан сидел, размышляя над этой неожиданной встречей. Стараясь унять вожделение, Джулиан думал о произошедшей в Иззи разительной перемене, которая привела его в восторг.

Иззи в гневе великолепна. Его камердинер стоял рядом с ванной, тщетно пытаясь с помощью полотенца восстановить то, что когда-то было безупречным внешним видом. Чувствуя, как лицо расплывается в широкой ухмылке, Джулиан взглянул на слугу.

— Ее милость довольно привлекательна в гневе, не так ли? — спросил он.

Симмс недовольно фыркнул:

— И часто она будет так врываться сюда, милорд?

— Я надеюсь на это. Очень надеюсь.

Скольжение ее волос по его паху, было как соприкосновение прохладного шелка с огнем. Он мягко намотал вьющиеся пряди на кулаки и держал их. Она продвигалась вверх по его телу, шепча неразборчивые клятвы между поцелуями, которыми осыпала его трепещущее, покрытое испариной тело. Он не мог расслышать ее слов. А очень хотел их расслышать. Он привлек ее губы к своим. Иззи лишь рассмеялась, ее смех пленил его сердце. Джулиан открыл глаза, намереваясь раскрыть ее секрет.

Он лежал один в своей огромной кровати. Иззи снова приснилась ему. Он снова проснулся с болью в напрягшемся паху. Иззи сведет его с ума. Никогда еще со времен юности он не был так долго без женщины.

Даже запах в холле, где Иззи недавно проходила, возбуждал его. А если какое-то мгновение она находилась рядом, он терял дар речи от возбуждения.

Сны его были пронизаны эротикой. Безумными, горячими, сводящими с ума видениями, после которых он утром просыпался с болезненной пульсацией в паху. Если в ближайшие дни он не найдет освобождения, придется заняться этим самому, как бы унизительно это ни было.

Он не может жить с ней, видеть ее, каждый день вдыхать ее аромат и не обладать ею. Он боялся вожделения, поднимавшегося в нем. Однажды он уже поддался ему, потерял над собой контроль и овладел ею, и это не помогло. Потребность лишь возросла, как и его сомнения в отношении ее чувств к нему.

Платья, заказанные Селией для Иззи, снова и снова распускались, и все равно ткань туго натягивалась на груди. Белые округлости соблазнительно выступали над вырезом. Словно Иззи нарочно дразнила его.

Она наклонялась перед его глазами несколько раз в день, предлагая его взору соблазнительный вид своей ставшей пышной груди. Она ходила с распущенными волосами, несколько длинных прядей уютно устраивались натуго обтянутых лифом полушариях, чего она, похоже, не замечала.

Она представления не имела о том, что ее невинная чувственность делает с ним. Она такая естественная, такая искренняя в своей страсти. Существует много такого, чему он может ее научить, что он может ей показать. Он представил себе Иззи, стоящую перед ним на коленях. Он задрожал от желания ощутить ее прикосновение, ее губы.

Джулиан не может ожидать этого от нее. Она леди, его любовь, мать его ребенка. Нельзя требовать от жены, чтобы она ублажала мужа так, как это делают продажные женщины.

Стук в дверь, к счастью, оторвал его от этих мучительных мыслей. Его камердинер, выйдя из спальни и пройдя через гардеробную, открыл дверь. Когда Джулиан услышал приглушенное бормотание, у него возникло чувство, что вот-вот произойдет что-то важное. К тому времени, когда Симмс вернулся, он уже поднялся с постели и наполовину оделся.

— Милорд, состояние вашего дедушки ухудшилось. Его слуга уже послал за доктором. Они уверены, что он долго не протянет.

Джулиан ждал хоть какой-то искры эмоций в своей душе к судьбе старика. Ничего. Что ж, этого следовало ожидать. Он рассеянно позволил Симмсу помочь ему одеться и отправился в неблизкий путь к южному крылу, где его дед жил последние двадцать лет.

Все кончено.

Джулиан задумчиво брел по коридору к покоям жены. Повсюду суетились слуги, закрывая окна черными драпировками и набрасывая черную ткань на зеркала.

Остановившись перед дверью Иззи, он задался вопросом, как она отнесется к тому, что он стал маркизом. Как единственный наследник отца, он, по-видимому, может теперь называть себя маркизом; Бедняжка Иззи. Ей не понравится быть маркизой. Она еще не совсем привыкла к титулу леди Блэкуорт.

Смерть деда оставила его совершенно равнодушным. Старик никогда по-настоящему не любил внука.

Джулиан помнил, как пятилетним ребенком стоял навытяжку перед дедом с болезненно полным мочевым пузырем, а старик ходил вокруг него, перечисляя его недостатки и несоответствия. Он помнил стыд и унижение, когда его мочевой пузырь, в конце концов, не выдержал, помнил, как Мэнни защитил его от самой страшной порки.

Он вспомнил Мэнни, выбежавшего из-за двери, где он прятался, с правдоподобной ложью о воре в конюшне. Мэнни, принимающего гораздо более легкую порку, учиненную наследнику, с натянутой улыбкой и слезами, блестящими на глазах. Мэнни, обнимающего его, когда он плакал постыдными слезами ненависти и обиды на отца и деда.

Старик был жестоким, в отличие от отца, просто холодного и расчетливого.

Старый герцог был отвратительным отцом. Впервые в жизни Джулиан ощутил жалость к тому мальчику, которым когда-то был его отец. Он гадал, будет ли отец скорбеть по герцогу. Вряд ли.

Джулиан испытал лишь облегчение, узнав о смерти старого тирана. Больше ему не придется докладывать о делах поместья в темной комнате и слушать, как скрипучий голос неистовствует в ярости из-за его решений. Не маловажно и то, что смерть деда фактически уничтожила отцовскую угрозу о лишении наследства, и Джулиан вынужден был признать, что ему не терпится увидеть реакцию теперешнего герцога на новую независимость его сына.

Он поймал себя на том, что искренне не желает огорчать Иззи, сообщая о ее новом положении, как и упоминать о немедленном приезде человека, которого она открыто презирает. Однако ей нужно подготовиться к появлению отца и похоронам, которые, вероятнее всего, будут пышными. Он сделал мысленную пометку послать за модистками для нее. Едва ли она поймет необходимость в совершенно новом гардеробе, в черных тонах. И в самом деле, это такая досада, ибо она гораздо лучше выглядит в цветных платьях. Он надеялся, что все это не выбьет ее из вновь обретенного равновесия. В последнее время она, кажется гораздо счастливее, словно позабыла о мучивших ее тревогах.

Когда он приблизился к двери комнаты, она распахнулась.

— Бетти, я послала в Лондон за несколькими швеями, ибо не могу даже помыслить о том, чтобы перекрасить свои прелестные платья в черный цвет. И я наняла нескольких женщин из деревни, чтобы придумать траурный вариант ливреи Дарингема. Я подумала, так будет лучше, поскольку очень скоро мы будем осаждены людьми всякого звания. Да еще и ремонт вдобавок. Какое счастье, что дом такой большой. В старом крыле хватит места всем слугам. И, пожалуйста, скажи экономке его милости, чтобы на всякий случай разделали побольше говядины. Не хотелось бы, чтобы мясо пропало зря, но, впрочем, если гости не съедят, его можно будет использовать в деревне.